Шрамы как крылья. Эрин Стюарт
от слез глазами, и я, «счастливица» этакая, ощущаю себя виноватой. Вина выжившего.
У Коры на этой неделе тоже годовщина. Год жизни без дочери. Год заботы обо мне, выжившей вместо нее.
Не в моих силах вернуть Сару, но согласиться на эти две недели я могу.
– Ладно. Десять учебных дней. Если не случится никакой катастрофы, то поговорим о большем сроке.
Кора так сильно обнимает меня, что я притворяюсь, будто мне больно – лишь бы она разжала руки.
– Всего две недели, – напоминаю я. – И это точно будет катастрофа.
– Главное начать, – уверенно говорит она.
Пока Кора и доктор Шарп обмениваются торжествующими взглядами, я повязываю красную бандану на свою покрытую шрамами голову. Верчу в том, что осталось от моих рук, прозрачную маску, борясь с желанием снова надеть ее.
Кора у стойки регистратуры обсуждает неоплаченные счета за операцию, а я бесцельно брожу по коридору ожогового отделения и разглядываю рисунки неких «Инициаторов больничного искусства», которые вроде как призваны привнести красоту в жизнь умирающих людей.
Маленькая девочка с пронзительным криком цепляется за джинсы матери. Я и не заметила, как забрела в коридор обычной поликлиники.
Крошечный пальчик указывает на меня.
На мое лицо.
Покраснев, мать девочки сбивчиво извиняется и поспешно уходит вместе с дочерью, та продолжает реветь и оглядываться на меня. Мужчина в кресле из искусственной кожи быстро утыкается в газету, но я чувствую на себе его взгляд, пока размеренным прогулочным шагом возвращаюсь в ожоговое отделение, стараясь вести себя непринужденно.
Здесь безопасней, здесь привыкли к таким, как у меня, лицам. Жаль, что Кора не позволила взять наушники: тогда бы я погрузилась в музыку и не обращала ни на что – и ни на кого – внимания.
Притворяюсь, что меня невероятно заинтересовал висящий на окне трехмерный арт-объект под названием «Отражение звезд»: каждое пятиконечное мини-зеркальце пускает радужных зайчиков по полу и стенам коридора.
Млечный Путь из крошечных зеркал искривляет мое лицо и напоминает полотна Пикассо. И, кажется, тронь их – и они рассыплются по полу, и в каждом из них красная бандана, обрамляющая мое искромсанное лицо.
На секунду я позволяю себе поверить, что я разбитая только в разбитом стекле.
И стоит мне отойти, как лицо станет обычным.
Нормальным.
Этого и хочет Комиссия: чтобы я вернулась в школу, снова стала нормальной.
Однако меня не проведешь.
Нормальных людей не пугаются маленькие дети.
Нормальные шестнадцатилетние подростки смотрятся в зеркала – проверяют, не размазалась ли помада и как уложена челка, – и отражения их успокаивают. А если что-то не так, то это можно исправить.
Мне же зеркала лишь напоминают о том, что я чудовище.
И ничто в мире не может это изменить.
Глава 2
Следующую неделю Кора проводит в предшкольно-шоппинговом экстазе. Она свято