Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах»: Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы). Группа авторов
собой «все камни» этого города, превратив легендарное событие в исторический факт. Подобно римлянам жители Северной столицы сохранили веру в пушкинскую легенду о Петербурге как «Петра творенье», которую они впитали «чуть ли не с молоком матери»19. Череда переименований Петербурга в XX веке подтверждает силу пушкинского «вымысла»: город вернул себе данное при рождении имя. Октябрьская революция доказала жизнестроительную силу идеи, направляющей ход событий. В 1924 году Анциферов записал в дневнике: «Был в музее Революции20. Этот музей наряду с журналом „Былое“21 и другими создают новую священную историю. Это Исход, Книга Царств, Паралипоменон и Маккавеи. Есть свои пророки, апостолы, мученики и Иуды. Нельзя оставаться равнодушным, осматривая эти комнаты и вспоминая о героических „деяниях“ и подвижнических „житиях“. Как коммунисты превращаются на практике в исторических идеалистов, как они прекрасно осмыслили силу пропаганды, т. е. . Как они умеют культивировать личность! Как они осмысляют процесс революционной борьбы и освобождения как исторический процесс (Гракхи, Спартак, Мазаньелло, Анабаптисты и т. д.). Там, где им нужно, там, где они любят, – они понимают историю. Запрещение постановки „Китежа“ и „Хованщины“»22. И в другом месте – в ответ на критику своей «Души Петербурга»: «На слово душа поднято гонение. Это последовательно. Недавно на меня напал в „Красной газете“ Исаков. Он тоже из мундирных. Возмущался строчкой из моей статьи: „бытие и сознание взаимообусловлены“. Вот тут непоследовательно. Если отрицать воздействие идеи на жизнь – зачем пропаганда, зачем цензура?»23
Жизнь Анциферова – свидетельство осознанного, если не сказать научного, акта применения в бытовых целях платонической идеи вещи как обладающей не только «особого рода действительностью», но и «силой, направляющей ее жизнь, ее конечной причиной и ее конечной целью»24. «Я полюбил свет, – пишет он жене из концлагеря, не чая вернуться домой, – который открылся мне, и возненавидел борющийся с ним, желающий поглотить его – мрак. <…> Хорошее – хрупко. Вот итог. Хочется оградить, спасти его – вот задача. Но хорошее бывает не только стекло, которое дробит „тяжкий млат“25. Но оно бывает и булат, который под ударами не дробится, а получает четкую форму – согласно своему назначению. Вот на этом булате еще и держится жизнь, и верю – будет держаться. Не все же хорошее хрупко»26. Письма Анциферова – это неустанная работа мысли по выявлению «истинного бытия в бытии относительном» (Вяч. Иванов).
Публикуемый впервые эпистолярий представляет яркое многообразие этого жанра как особой формы общения: письма любовные, семейные, дружественные, воспоминания, философские эссе, обращения деловые, дружески-разговорные, лирические. Собранные под одной книжной обложкой, они образуют
19
20
До 1955 г. Музей революции располагался в Зимнем дворце.
21
«Былое» – журнал, посвященный истории русского революционного движения и Гражданской войны. Выходил в Петербурге–Петрограде–Ленинграде в 1906–1907, 1917–1926 гг.
22
23
Там же. С. 604.
24
25
Реминисценция из поэмы А. С. Пушкина «Полтава»: «Так тяжкий млат, / Дробя стекло, кует булат».
26
Наст. изд. С. 281.