Улыбки уличных Джоконд. Психологический триллер. Александр Пензенский
снова заблестели слёзы. Катя бросила мундштук на стол, решительно сцепила в замок руки и продолжила:
– И я осталась одна с… отчимом… Человек!!
Рядом мгновенно возник официант.
– Рюмку можжевеловой!
Розовеющий – вернее, уже почти пунцовый – молодой человек у стойки заинтересованно посмотрел в их сторону, не донеся до рта вилку с очередной грибной шляпкой.
Лихо опрокинув в себя рюмку, Катерина на миг задержала дыхание, закрыв глаза и приложив к груди руку, но тут же продолжила:
– Кстати, знаешь, почему ресторан так называется – «Квисисана»? По-итальянски «qui si sana» значит «здесь здорово». Видишь, – она кивнула в сторону буфета, – сидит, здоровье поправляет.
– Ты что, итальянский выучила?
– С моей профессией на каких только наречиях не научишься, – хмуро хмыкнула Катя, снова закурила и продолжила:
– Поначалу-то он сама любезность был… Вместе со мной по маме слёзы лил, у кровати моей сидел, по плечу гладил, чтоб успокоилась и уснула… А потом начал не только по плечу гладить…
Она поменяла пахитоску, официант опять угодливо чиркнул спичкой.
– А потом как-то вечером, месяца ещё не прошло после похорон, пришёл ко мне в спальню, запер дверь… Я как одеревенела… Даже не оцарапала его ни разу… Просто слёзы лились по щекам, и всё плыло перед глазами… То ли из-за слёз, то ли разум какой-то барьер пытался поставить… Он попыхтел-попыхтел… Потом что-то говорил, про то, как заживём, как в Париж уедем, где нас никто не знает… А я лежала и думала: «Вот он уйдёт, а я плафон от керосинки разобью и полосну себя по горлу»…
Катя в очередной раз снарядила мундштук.
– Только шаги его стихли, я схватилась за лампу… А она же раскалённая… Видишь, до сих пор отметина. – протянула она Зине повернутую кверху правую руку со следами давно заживших волдырей на ладони. – И я как пробудилась… Сначала выла долго, громко… Ору, а сама думаю – чего слуги не беспокоятся, не прибежал ещё никто… Потом уже узнала, что он всех в ту ночь отпустил… А как слёзы закончились и в горле только сип остался, так и решила, что не буду я руки на себя накладывать… Больно вольно для него – в нашем доме барином одному жить… Неделю готовилась: вещи собирала, деньги потихоньку у него из стола таскала, к аптекарю наведалась… Его каждую ночь терпела, он, скотина, ни разу не пропустил… В последнюю ночь подлила ему сонных капель в херес… Правда, прежде чем они подействовали, пришлось ещё раз губы покусать… А когда он захрапел у себя, выгребла всё, что за неделю не стащила, запалила дом с четырёх углов теми самыми лампами, одна из которых меня от греха смертного уберегла, и ушла с узелком и со шкатулкой с мамиными подарками.
Зина ахнула и испуганно прикрыла рот:
– Сгорел?!
Катя с досадой раздавила очередной окурок о синий фарфор.
– Вытащили слуги… Ни разу потом даже мимо пепелища не прошла. Только в газете после прочла, что выгорело