Матрёшкино счастье. Любовь Николаевна Кантаржи
тогда, в его доме, она вдруг остро ощутила, что физика её больше не интересует. Какое отношение вся наука мира имеет к этим синеглазым вихрастым мальчишкам, их счастливице-маме и единственному в целом свете Стасу? Что изменится в мире от её научных изысканий, станут ли Женька с Алёшкой или её Аська счастливее из-за этого?
У неё не было ответов.
Шло время, Марину постепенно переставала радовать не только работа, но и сама жизнь. В ней словно притушилась какая-то очень важная искорка, дающая ощущение счастья. В душе поселилась тоска. «Я страшно скучаю, я просто без сил, и мысли приходят, маня, беспокоя, чтоб кто-то куда-то меня пригласил, и там я увидела б что-то такое…» – песенка Высоцкого из музыкальной сказки стала тогда её девизом.
Она больше не парила над землёй. По инерции занималась домашними делами, ходила на работу, но диссертацию забросила. Дело, казавшееся таким важным ещё недавно, теперь потеряло для неё всякий смысл и привлекательность. «Зачем всё это? – думала она. – Что ещё мы хотим в этом мире разъять на части? До какого донышка будем докапывать и расковыривать материю?»
Она пытала своими вопросами коллег, но те предпочитали выполнять поставленную перед сектором задачу, не отвлекаясь на бессмысленную философию и лирику, как они это называли.
И весь её мир всё больше концентрировался вокруг единственной точки – Стаса. Лишь рядом с ним она вновь ощущала себя живой, и это было невыносимо, потому что отношения их становились всё более болезненными и напряжёнными. Их тайная любовь давно должна была перерасти рамки банального служебного романа, но этого не происходило. Он не был готов ради неё заново, с чистого листа, выстраивать свою жизнь, не был готов разрушить свой дом, налаженный быт и мир своих близких и всё уговаривал потерпеть и подождать чего-то.
«Чего ждать? – возмущалась Марина. – Старости?»
Стас на полном серьёзе объяснял, что когда вырастут их дети, они ещё будут вполне молодыми, и вот тогда… Она не верила ни в какое «тогда», сердилась, плакала. А он стоял на своём.
«Тебе, Матроскин, проще, – терпеливо и методично бубнил он, словно объяснял студентам сложную тему. – Ты женщина и можешь просто уйти от мужа, ребёнок всё равно останется при тебе. А мужчина уходит не только от жены, он уходит и от детей тоже, он бросает всю семью». Разговор этот повторялся на разные лады, ходил по кругу и становился всё более бессмысленным. Марина понимала: его просто устраивает положение дел – дома благополучная семья, а на работе любимая женщина, которая всегда под рукой, очень удобно. Она страдала, рушилась её картина мира. Ведь ещё со времён школьных уроков литературы она твёрдо усвоила, что любовь превыше всего, и была уверена: если два человека любят друг друга, они должны быть вместе, преодолевая все препятствия; а то, что этим «препятствием» может стать живой человек и даже ребёнок, её не смущало. Она верила: ребёнку всегда всё можно объяснить и каким-то образом компенсировать потерю. Много позже, когда её собственная дочка с уходом отца потеряла почву под ногами, Марина поняла, что не всё