Изумрудная скрижаль. Александр Руж
жигающем ветру.
Изнывал и лес. Обезвоженная трава хрустко шуршала, ручьи и болота пересохли, зверье попряталось в дебри, подальше от солнечных лучей.
Двое крестьян шли через большую поляну, торопясь поскорее очутиться под спасительной сенью деревьев. Из одежды на обоих были только домотканые портки, голая кожа лоснилась от пота.
– По такой жаре одно хорошо – ни комаров нет, ни мошки, – сказал один из крестьян, проводя по губам распухшим языком. – Растелешись в свое удовольствие и ходи.
– По мне, лучше мошка, чем эдакая парилка, – отозвался второй.
Вокруг пояса у него была обмотана конопляная веревка, какой обычно перевязывают охапки хвороста. Но крестьяне пришли в лес не за топливом. У одного через плечо был перекинут сыромятный ремень, на котором висел допотопный фитильный мушкет, а второй держал в руке обрез – старую драгунскую фузею со спиленным стволом.
– Никого мы тут не сыщем, Мирча, – вздохнул тот, что был с мушкетом. – Всякая тварь нынче в холодок тянется. Это в чащобу надо лезть, а уж вечер скоро, да и воды у нас с гулькин нос.
Он вынул из широченного кармана портков деревянную флягу, взболтнул, и она отозвалась жалким плеском.
Дошли до края поляны и в изнеможении опустились на жухлый пырей, привалившись спинами к стволу дуба-великана. Мирча взял из рук спутника флягу, глотнул.
– Ничего, Никола, – молвил ободряюще. – Без добычи не вернемся. Я кабаний след видел.
– Где?
Мирча махнул рукой на запад:
– Вон туда он побег. По копытам судя, здоровенный! Такого завалим – на целый месяц пропитание будет.
Никола сощурился на катившееся к закату солнце, которое вот-вот должно было коснуться видневшихся на горизонте Карпатских вершин.
– Там речка, водопой, – вел дальше Мирча. – Она с гор течет, чай, не пересохла. Возле нее и зверье обретается. Настреляем вдоволь, заодно водицей на обратную дорогу запасемся.
Никола боязливо поджал плечи.
– Не пойду я туда. Тем более на ночь глядя… Там стригой живет. Тот, что из честных христиан кровь выпивает…
Мирча расхохотался.
– Бабьих сказок наслушался? Нет никакого стригоя. Графский замок стоял, да и тот, бают, развалился…
– А вот и нет! И замок целехонький, и хозяин его объявился. Я сам видел. Черный, как смерть. Лица нет, лоб белый, зенки пламенем полыхают… Как есть чертов прислужник!
– Слыхал я про него. Говорят, наследник Депешей… из дальних краев прикатил на семейное гнездышко глянуть. Побудет малость и уедет. Что ему у нас делать? А про пламень и все прочее – не верю. Старухи с перепугу напридумывали.
Уверенная речь приятеля слегка успокоила Николу. Но идти к «замку стригоя» он все ж таки побаивался.
– А ежели он нас увидит? Осерчает… Как-никак в его лесах животину бьем.
– К замку мы не пойдем, это далеко. Я и не знаю, где он. Дед мой знал, да не рассказывал. А в случае чего ружьишки в кусты покидаем, скажем, что за валежником пришли, заплутали…
Мирча пружинисто поднялся, подхватил свой обрез, флягу вернул товарищу.
– Вставай! А то и впрямь солнце зайдет.
Он углубился в заросли, Никола, кряхтя, последовал за ним. Предупредил:
– Осторожнее… Тут Мавкина елань поблизу. В ней столько народу по дурости перетопло. Раз ступишь, и уже не отпустит.
Мирча, не оглядываясь, отмахнулся.
– Усохла твоя елань! По ней теперь, как по большаку, ходить можно.
И точно – шли по гибельным местам, а под ногами не чавкало, только чуть проседал рыхлый ссохшийся торф, прошитый корнями болотных растений.
Лес становился все гуще, кроны переплетались, заслоняя небо. Но воздух был настолько раскален, что и этот шелестящий купол не давал прохлады. Изнуренный усталостью и жарой, Никола жалел уже, что поддался на уговоры напарника. Хотел окликнуть его, ушедшего шагов на десять вперед, но тот вдруг и сам остановился как вкопанный. Поднял раскрытую ладонь в упреждающем жесте. Никола подошел к нему и встал рядом, потянул с плеча мушкет.
– Кто там? – спросил еле слышно. – Люди?
– Нет. Косолапый!
Поодаль, где стелилась бурая гладь пересохшей топи, ворочался большущий зверь с косматой шерстью. Что-то вынюхивал, совал переднюю лапу в торф.
– Вот и добыча! – шепнул Мирча с азартом. – Заходи справа, а я слева…
Они стали подкрадываться к медведю, но тот учуял их, беспокойно вскинул круглую, как котел, голову, завертел ею, зарычал.
– Пали! – крикнул Мирча и первым выстрелил из своего обреза.
Пуля оторвала медведю кончик уха. Владыка леса неистово взревел и попятился. Никола возился со своим мушкетом, высекал искру. Пока высек, пока приладился – медведь успел развернуться и дать деру. Грянувший с опозданием выстрел подстегнул его. Мирча, бранясь, перезарядил свой обрез, бахнул еще раз, но пуля до цели не долетела –