Снег в Техасе. Павел Долохов
и трагической гибели Ольги Широковой, крупнейшей и талантливейшей поэтессы русского зарубежья. В папке лежали пожелтевшие от времени вырезки из газет, отрывки из мемуаров. Тексты были испещрены восклицательными и вопросительными знаками, отдельные фразы подчеркнуты, на полях стояли сделанные зелеными чернилами пометы типа «Ха!», «Да ну?», «А ты видел?». Оборотные стороны листов были исписаны от руки. Вооружившись лупой и проведя несложную графологическую экспертизу, Марк установил, что писавших было по крайней мере двое. Один из них был, видимо, сам Василий Васильевич. Его текст был размашисто нацарапан зелеными выцветшими чернилами, перьевой ручкой, той же, что и пометы на лицевой стороне. Второй текст написал кто-то другой, тонкой шариковой ручкой, ровными буквами с наклоном в правую сторону.
Марк включил компьютер, не спеша сканировал с обеих сторон все бумаги, лежавшие в папке. Потом долго рассматривал то, что получилось, под сильным увеличением. Что-то записал для памяти в рабочий блокнот.
На следующий день Марк позвонил Василию Васильевичу.
– Я решил взяться за эту тему. Я даже придумал название: «Григорий Леви: последние годы».
– Вот и лады, – отозвалось в трубке. – Заходите вечерком. Обсудим план действий.
Следующие два месяца Марк Макклюр провел в Париже. Остановился он в маленькой гостинице на улочке Ля-Сурдьер, в самом центре, недалеко от Оперы. Была поздняя зима, с трудом переходившая в весну. Солнечные и уже почти по-летнему теплые дни сменялись затяжными дождями с ветром. По утрам с Сены поднимался липкий туман.
Посещение парижской Тургеневской библиотеки было почти безрезультатным. После настоятельных просьб и демонстрации витиеватого письма, написанного Василием Васильевичем, Марка допустили в архив. Папка, на которой значилось «Ольга Широкова. 1922–1938», содержала всего несколько листков. Это были рукописные тексты нескольких последних стихотворений и наброски к ненаписанной пьесе о Пушкине. Все это было давно опубликовано и широко известно.
– И это все? – вырвалось у Марка. – А где же остальной архив? В нем было не меньше двухсот листов…
Библиотекарша, Наталия Семеновна Липшиц, работала в библиотеке всего несколько лет. До того она была экскурсоводом в Петербурге, в Пушкинском музее на Мойке. Ее взяли по конкурсу, после смерти старейшей сотрудницы Антонины Ивановны Бранденбург, проработавшей в библиотеке больше пятидесяти лет.
Наталия Семеновна повела Марка к картотеке, выдвинула ящичек на букву «Ш». В разделе «Широкова» значилось 205 документов. На последней карточке размашистым почерком было написано: «Архив взят для перевоза на хранение в Амстердам 3 сентября 1939 года». Подпись не читалась. Марк аккуратно сфотографировал карточку цифровой камерой.
Следующим по плану у Марка значилось посещение Префектуры полиции. Площадь перед собором Нотр-Дам была запружена машинами с мигалками, которые сновали по всем направлениям без видимой системы. Пройдя вдоль стены,