Ханна, ведьма. Юрий Рогоза
набитыми ртами, но при этом прекрасно понимали друг друга.
– Я потер тебе пуговку на удачу! На у-да-чу, понял?! А удача и чудо – разные вещи, Стиви – бой. Совершенно разные, не путай…
Я вспомнил об Энни и сердце кольнуло, как будто в него вонзили длинный корявый шип.
– Одной удачей мне не обойтись, Герой. Мне нужно чудо…
– Мало ли что тебе нужно! – покончив с последним кебабом, он придвинул скрипнувший ящик ближе к огню и бросил пакет в бочку – За чудесами – это не ко мне. Да и вообще, держись от них подальше, мой тебе совет! Вот удача – другое дело, она еще никому не мешала… Дай глотнуть…
– Держи – я протянул ему бутылку – А чем чудо хуже удачи?
Американский герой ответил не сразу. Сначала глотнул виски, медленно закрутил бутылку и с удовольствием закурил, достав мятую пачку сигарет.
– Ну, хотя бы тем, что за него всегда приходиться дорого платить… – медленно и задумчиво проговорил он, наконец.
А я вдруг почувствовал, что опьянел, хоть и выпил совсем немного, пару глотков. К тому же, вслед за мыслями об Энни на меня обрушилась целая гора неизвестно как проникших в это лесное укрытие воспоминаний и чувств. Главным из них была обида на мир. Я вдруг остро почувствовал себя ребенком – несправедливо обиженным, брошенным в мир чужих, взрослых, злых и несправедливых людей. И даже не удивился, почувствовав на глазах слезы – в этот миг мне было семь, а не двадцать семь, поэтому плакать было совсем не стыдно.
Американский Герой все так же молча курил, глядя в огонь.
– Почему ты никогда ничего не рассказываешь о себе, Герой? – спросил я, молясь, чтобы он не заметил моих слез.
– А зачем? – не поворачиваясь, отозвался он – Бог и так все знает, а людям хватает своего горя…
– А хочешь, я расскажу тебе свою жизнь? – шмыгнув носом, спросил я.
– Нет, не хочу – вздохнул Герой – Но ты же все равно расскажешь, так что можешь начинать…
И он задумчиво бросил окурок в раскаленную бочку.
– Я родился в Беннинг Вилле, Оклахома. Сейчас мне самому дико слышать это, но так оно и есть. Самое смешное, что я не чувствовал себя несчастным в этом городке одинаковых домиков и белых заборов. Детство же не знает, что где-то там, за тысячу миль, есть другая жизнь, поэтому радуется тому, что имеет.
Мой отец всю жизнь – от окончания школы и до смерти – проработал дежурным механиком на местной электрической подстанции. Мама каждое утро провожала его на работу, с нежной улыбкой упаковывая большие бутерброды в чистый пластиковый пакет.
Там, в Беннинг Вилле, все знали друг друга и здоровались. Лет до десяти я, как и остальные ребятишки, звал шерифа Пауэлла «дядя Джек». Двери домиков не закрывались. Воскресным утром город вымирал – все были в церкви, даже шериф с помощником, толстый доктор Батлер и обе его помощницы.
Телевизионных каналов, согласно общему единогласному решению, было восемь – как я понимаю теперь, самых скучных и консервативных в Соединенных Штатах Америки.
Компьютерами детям разрешали пользоваться только в школе, во время уроков.
Преступлений