Гитлер_директория. Елена Съянова
охранников (Гесс в это время успел кое-как загнать ногой под стол набросанные Гитлером салфетки).
– Лучшие среди асов! У каждого своя история! – лихо соврал Геринг.
Генерал широко улыбнулся. А Гесс слегка покраснел: он отнюдь не был уверен, что их новый товарищ имеет в виду мифических асов из страны Асгардов, то есть что Геринг понимает язык избранных.
Так или иначе, но разговор начался с благожелательной ноты.
– Я прочел двадцать пять пунктов вашей программы; не всё мне по душе, но я предпочитаю людей, имеющих убеждения, людям, имеющим взгляды, как предпочитаю битых солдат прыщавым студентам. Но… вот я слышал, вы не приемлете христианство, – вдруг повернулся Людендорф к Гитлеру, – я не религиозен, но есть вещи святые, неколебимые. Что скажете?
– Скажу, мой генерал, что вера не позволяет отделять грехи от ошибок. Для политика это неприемлемо, – отчеканил Гитлер.
У Людендорфа скакнули вверх брови. «Хм», – только и произнес он и налил себе коньяку.
– Христианство – упадническая, печальная, лунная религия; ее носители трусливы и слабы. Мы – арии, люди солнца… – начал было Гесс, но увидел, что их гость нахмурился.
– Если позволите, мой генерал, я сформулирую основную мысль стратегической политики НСДАП, – опять встрял Геринг. – Мы рабочая партия. С рабочими нужно оперировать простыми арифметическими действиями: сложить, вычесть, остаток… Возьмем, по примеру штабных учений, две армии – красную и синюю. Если из красных вычесть синих или наоборот – из синих вычесть красных, что останется?! Вот она, суть гражданской войны. Мы же предлагаем, соединив синих с красными, вычесть все нечистое: евреев, африканцев, цыган… Что в остатке? Единая нация, очищенная от скверны. Вот так примерно мы объясняем рабочим, – поспешно добавил Геринг, потому что Людендорф сморщился, не столько от ломтика лимона, сколько от его слов.
«Мы говорили час, – записал в “хронике” Гесс. – Пожимая нам на прощание руки, Л (Людендорф. – Е. С.) сказал, что он “предпочитает прозрачную воду, даже если в ней не водится форель”. Полагаю, ответ прозрачен, и в нашу пользу. Рем, которому я передал разговор, считает также. <…>
Рем поставил вопрос об униформе. Он сказал, что где-то на австрийских складах валяется партия “тропических” рубашек для бывшей кайзеровской армии. Как быстро прошли эти три романтических года! Я стал утилитаристом и, пожалуй, теперь слетал бы в Вену за рубашками».
К зиме 1922 года Германия могла похвастаться своеобразным рекордом – наличием около трех сотен политических партий. Три, пять, семь человек встречались в пивной или ночном клубе, ругали всех подряд, сходились на отрицании всего сущего и ненависти к чему-то конкретному, например, к Вальтеру Ратенау, французским банкирам или Комиссии по репарациям, затем решали проблему с названием. Все стремились жонглировать одними и теми же словами: патриотизм, социализм, нация, демократ, свобода, рабочий, единство. Но поскольку число комбинаций тут