«Пробудись, железо!». Дмитрий Николаевич Овсянников
для островитян, как земля под ногами и небо над головой. Море живет бок о бок с людьми от рождения до могилы, шумит за окнами, зовет к причалам, ласково шепчет летними ночами, негодует во время зимних бурь. Даже если подняться на склоны гор, что вздымаются вдали от побережья, и оглядеться вокруг, синева где-то у горизонта напомнит, что величественная земля Исла-де-Эстрелла лежит среди пространства еще более величественного. Островитяне мнят себя хозяевами морей – но в то же время не забывают, насколько мал среди Великого моря их собственный дом.
Там же, где моря не видно – в долинах Южного удела, в тени хребта Сьерра-де-Эстатуа – о бескрайнем море напоминает разве что налетающий временами соленый ветер.
Где море – там всегда кипит жизнь, редкая бухта не населена, редкая часть побережья не бугрится крышами хотя бы рыбацких домиков. Но Южный удел стоит особняком. В нем нет выхода к морю. Его холмы вблизи побережья становятся круче, над ними поднимаются проросшие из недр каменные столпы. Чем ближе к берегу, тем чаще столпы – это уже не разрозненные утесы, а исполинская щетина. Над морем она сходится в сплошную стену, чтобы оборваться вниз отвесными скалами, за которыми, дальше кромки прибоя, море пенит несметное множество больших и малых рифов – некогда морское дно не отставало от суши, вытягивая наверх острые каменные пальцы. Приблизиться к берегу в таких местах – верная погибель для всякого судна.
Поэтому жители Южного удела не прославились своими моряками и за сотни лет не построили ни одной пристани. Они нашли себя в другом – исстари в Южном уделе процветало земледелие и виноградарство (впрочем, вино в каждом из уделов Исла-де-Эстрелла свое – и в любом из мест непременно лучшее на Острове). Каменные пальцы земной тверди охватывают людские владения лишь по краям, а между ними, внутри очерченных камнями пределов, поля и луга раскинулись на многие мили. В старые добрые времена земля Южного удела могла кормить хлебом две трети острова.
Впрочем, это дела минувшие. Уже лет пятнадцать Южный удел приходил в запустение – с тех пор, как в цене выросли мечи и латы, да паруса боевых кораблей, о ценности возделанной земли подзабыли. Для нужд королевских войн поднялись налоги, труд землепашцев, и без того нелегкий, потерял смысл. Множество крестьян и мастеровых снялись с места и ушли в города других уделов – освоить ремесло, отыскать занятие получше, пополнить ряды победоносного королевского войска.
Южный удел затих. Брошенные поля зарастали колючим кустарником, нередко попадались опустевшие подворья и целые оставленные деревни.
Глушь отторгает людей – и глушь привлекает их, разница лишь в том, чего люди ищут. Уйти из Южного удела спешили все, кто желал лучшей, безбедной доли и был готов сорваться с насиженного места. В Южный удел стекались те, кто по множеству причин избегал столицы и больших городов. Многие из них спасались от кровной мести или королевского суда, и притом не каждый был преступником или злодеем. Иные мечтали найти свое место там, где земля пустует и ждет хозяйской руки. Все они селились как угодно и брались за любое