Калейдоскоп. Александр Александрович Стребков
задавил Михаила Александро- вича Берлиоза, когда тот поскользнулся, переходя сквозь турникет. Правда,
это было очень давно, ещё в конце двадцатых годов, во времена, когда Нэп разогнали, притом и в Москве, на Патриарших прудах, а тут всё-таки Ростов… и давным-давно утвердилась советская власть. Но, Мишка-то, Булгаков, как помнится, сам всему этому способствовал!..
Переступая ямы в булыжной мостовой и поглядывая с опаской на крыши, продолжал размышлять Иван Ильич:
– Он ведь, не пожелав вовремя предупредить своего героя, взял, недо- тёпа, да на пару с дьяволом, с тем, Воландом, и в самом начале своего ро- мана бросил бедного Берлиоза прямо под трамвай. Да как бросил!.. Бросил так, что и голова покатилась по мостовой!.. Сюжет невольной скорби, почти, как у меня на фабрики случилось, с разницей, что голову свою я сумел унести на плечах…».
Улица Станиславского, хотя уже и проснулась, глаза продрав: растянулась
– словно кишка – от самой Темернички, строго с Запада на Восток. Давно рас- тянулась, ещё когда иное название таскала на себе. Да и располагалась она
пожизненно в старой черте города, а на эту минуту она была в ожидании того часа, когда по её булыжникам побежит народ за простоквашей и хлебом, а кто-то и за пузырём палёной водки – в дом, где Клавдия сосуществовала. А вот, что касаемо до всяких там революций и инквизиторов из Чека, как мы уже сказали, скорее всего улица носила другое название. Мы, право, не
знаем какое, и лень в историю города заглянуть, но, говорят, что при старом режиме, вроде бы называлась – Почтовой, да это не столь и важно, ибо к те- атру и кино, как сейчас, вряд ли название улицы имело отношение. Будь она какая-нибудь – если не Почтовая, то Стародворянская или Николаево-Сева- стопольская; хотя, если судить именно сейчас, по её внешнему виду, стареть
она, даже при новом режиме, вовсе не собиралась. Улица продолжала сохра- нять себя такой же молодой и опрятно зачуханной, как последняя паскудная шалава с помойки, как будто бы ей и время не в прок. Как и тогда, полтораста и больше лет назад, с времён ещё Николая-первого, когда он вначале тот са- мый Севастополь англо-французам сдал, а до этого, на Сенатской площади, в
Петербурге, принялся вешать своих дворян-декабристов, как гирлянды на ёлку. Но это было тоже давно; и на сей день, всем поголовно «советикус-то- варищам», почему-то казалось, что это было неправда… В то, что коммунизм завтра наступит: одна половина граждан в стране верила, как и во второе
пришествие Христа, верила остальная часть населения, а то, что царь кого-то там из дворян вешал, – такого, быть не может, то пропаганда… Пугачёвцев ве- шал – это давно всем известно, а вот своих дворян… – видимо, бряхня!..
С того дня, как Гендош, рассчитавшись за квартиру, с Макаровной-тракто- ристкой, покинул окрестности зоопарка, прошло больше недели. Последние эти дни у него погрязли в тщетных поисках места для дальнейшего существо- вания –