ИМПРЕССИОНИСТЫ. Повесть о старшеклассниках. Марина Саввиных
ошалели от созерцания образа ежедневно пишущего человека. Общение с ним превращало нашу компанию пишущих – время от времени и всегда по заданию учителя (о Толстом или о Достоевском) – в вариант «Бродячей собаки», где авторы и герои – одни и те же люди. Романная форма уступила место лирике. Лирические отношения перестраивали отношение к литературе. Стоит в компании появиться настоящему профессиональному поэту – и мои девочки начнут писать хорошие стихи и лирическую прозу.
Семпрония (страстно). Помоги ему, Цезарь. Помоги! Ведь ты всегда ему сочувствовал! Ты любил его. Его нельзя не любить!
Цезарь. Разумеется… Но одно дело – личная приязнь. И совсем другое – ее место в собственной стратегии. Любовь к Катилине не укладывается в мою схему.
Семпрония. Если бы ты поддержал его, как обещал…
Цезарь. Я же сказал: я сам интересуюсь девчонкой по имени Власть. Я не был бы в восторге, если бы она увлеклась кем-нибудь еще. Пусть даже таким в высшей степени достойным гражданином, как Луций Сергий Катилина.
Семпрония. Он не соперник тебе! Никто не соперник тебе, Цезарь. Ни в политике. Ни в любви.
Цезарь. (усмехается) При всем моем бесконечном восхищении тобой – до сей минуты я тебя явно недооценивал.
Марина Саввиных. Катилина. Картинка десятая.
Ну а пока Ваня Клиновой не устает удивляться нам.
ИВАН КЛИНОВОЙ.
КУРГАНОВУ…
Темный лес. Ни шороха, ни света.
Я бреду, о корни спотыкаясь.
Раз на лбу моем клеймо поэта,
Мне судьба еще не улыбалась.
Вдруг прорвал блокаду паутины
За ближайшим деревом каштана
(Нету в мире радостней картины)
Мне открылась чудная поляна.
На поляне той резвятся звери,
Кормит их лесник с руки спокойно.
Понял я: " Вот в мир свободы двери,
Надо жить, как минимум, достойно».
Приютил лесник меня в избушке,
Познакомил со зверьми своими,
Дал мне хлеба черного краюшку
И на луг пустил резвиться с ними.
И живу теперь средь леса на поляне.
Стал ручным и хлеб ищу в ладонях.
А вокруг стеной растут каштаны.
По ночам за ними кто-то стонет…
…что ни говори, акселерация делает свое дело! У Пьеро исключительно точный рисунок танца – особенно то, что называют «пятой позицией». Пятки вместе, носки врозь…
«Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.»
Сколько было Данте к моменту «сумрачного леса»? Тридцать пять?
«Оставь надежду всяк сюда входящий…»
Пьеро улыбается… глаза у него становятся узкими, темными… злыми? Кто кого поведет – через тернии? Кто тут Вергилий? Кто – Лоренцо Медичи? (Простим себе невольный анахронизм!) Кто – Цербер? Кто – Герион?
Пьеро усмехается:
«Светло и ярко. Перламутром лев
Зевает