Операция «Моджахед». Лев Пучков
Алихана. На снос. Вася – сразу перенос на водилу толстого. На снос. Я бабой займусь. Понятно?
– Понятно, – мы с Васей синхронно кивнули.
– Толстый – нужен, – подчеркнул Петрушин. – А то полковник нас на куски порвет. Алихан и баба – так, если получится…
Женщина показалась в секторе – выпрямилась и села на левое колено.
– Понеслась, – буркнул Петрушин.
Наши «ВАЛы» вразнобой плюнули свинцом.
Коренастый мужик сильно дернул плечами и попятился назад. Мой «объект» – Алихан, тоже дернул плечиком, его отбросило на машину. А Васин «объект», водила коренастого, сразу не умер: рухнул в траву, и, привалившись к борту машины, судорожным движением достал что-то из кармана…
– Твою мать… – всхлипнул сумевший что-то рассмотреть Вася. – Вспышка с фронта!
Мы мгновенно ткнулись носами в землю и водрузили руки на голову. Въелось в кровь – так учили.
Бу-бух-ххх!!!
Рвануло так, словно авиабомба сдетонировала. Мне больно тюкнуло в левое предплечье, в рукаве стало горячо. Спустя секунду на голову посыпались срезанные осколками ветки.
– Что там? Что?! – захрипели рации страдающим от неизвестности Ивановым. – Да подайте голос кто-нибудь!
– По-по-по… – пробормотал Петрушин, вскакивая и бросаясь к месту встречи.
– Был взрыв, мы все живы, – на бегу сообщил я в рацию. – Подтягивайтесь сюда…
Сосредоточившись на коренастом, мы упустили его водилу. Вася не попал в голову, и на последнем издыхании этот мерзавец привел в действие пояс, видимо, пульт был у него. Впрочем, сейчас это уже было неважно, кто неправильно стрельнул и на ком неверно сосредоточился…
Все четверо были мертвы – от троих вообще мало что осталось. Бензобаки, видимо, рванули одновременно – сейчас остовы машин горели жирным пламенем.
Женщина не умерла, но даже дилетанту было ясно – это ненадолго. А мы не дилетанты. Мы знаем, что с такими ранами люди живут пару десятков минут – при условии, если сразу и обильно вкатить обезболивающее.
Я достал из нарукавного кармана сразу два шприц-тюбика с промедолом и склонился над окровавленным телом, бьющимся в конвульсиях. Женщина пристально смотрела на меня, шевеля губами, зрачки ее глаз были сильно расширены[1]. Петрушин, направивший было ствол в голову женщины, дико вытаращился и пожал плечами. В глазах своего боевого брата я прочел безразмерное удивление.
– Источник, – пояснил я, вкалывая промедол в плечо женщины.
– Ты сдурел, Серый?
– Больше никого не осталось, – я вколол второй шприц-тюбик. – Минут двадцать будет жить.
– Ну ты садюга, Серый, – Петрушин покачал головой и убрал ствол. – Я посмотрю, что она тебе скажет…
Я не садюга. Я офицер-аналитик ГРУ. У меня работа такая. Все «источники» мертвы, остался один и ненадолго. Вернее – одна. Умирающая женщина в пограничном состоянии. Все сдерживающие факторы на нуле, осознание неотвратимости смерти может повлечь
Личное наблюдение. Не обязательно, что она была под воздействием наркотиков. Перед смертью зрачки человека, как правило, расширяются. Почему так – понятия не имею. Надо посмотреть, наверняка есть научное объяснение…