Ванильный запах смерти. Анна Шахова
Никитич не видел, как Абашева умчалась в лес. Он, с трудом дотащив себя до маршрутки, поехал в отель. От слабости у подполковника дрожали руки, лицо заливало потом, несмотря на струю воздуха из раскрытого окна – благо утро принесло долгожданное похолодание и небольшой дождь. Поездка в подскакивающем то и дело микроавтобусе самым плачевным образом сказалась на самочувствии: боль становилась нестерпимой. А значит, таблетки больше не действовали, и придется прибегнуть к сильнейшему препарату, который кололи в больнице после обследования. И это военврач расценил как начало приведения приговора в исполнение. Да, на столь скорый финал Степан Никитич не рассчитывал. Впрочем, что ж – Бог располагает. Даст ли Он в достатке мужества и сил, чтобы до последнего не сломился дух?
У ворот гостиницы Бултыхова встречал донельзя взвинченный Гулькин:
– Степан Никитич, наконец-то! У нас тут все вверх дном! Обыск: настоящий, санкционированный. Дело-то вышло страшное – тяжелый наркотик нашли в цигарках. Огромную дозу! Как вы и говорили. Все, как вы говорили! И вас следователь ждет – чуть не в розыск объявлять собрался. – Вдруг Лева с ужасом отшатнулся от полковника: – Неужели и вы? Вы так ужасно выглядите.
– Я не слишком здоров. Мне необходимо лечь и принять лекарство, – задыхаясь и морщась от спазмов, сказал Бултыхов.
– Вот-вот! Они обыскали комнаты и нашли, у вас нашли… – Лева прижал руку к губам, будто боялся произнести страшное заклятье.
– Они нашли ампулы с обезболивающим и шприцы? Я их и не прятал. – Врач оперся на протянутую руку Гулькина.
С террасы сбежала Лика – бледная, с опавшими щеками, чернотой вокруг глаз:
– Степан Никитич! Этот ужасный полицай намерен вас задержать!
– Разберемся, – выдохнул теряющий последние силы Бултыхов.
Путь на второй этаж подполковник в сопровождении Левы проделывал нескончаемые пять минут.
В номере его поджидал Геннадий Борисович Рожкин, что-то пишущий за столом с разложенными на нем ампулами, понурые хозяева отеля, расположившиеся напротив следователя, и двое крепких мужчин, швырявших одежду Степана Никитича из шкафа на кровать.
– Вот и славно, – осклабился Рожкин. – Конечно, сдаваться страшно! Но нужно.
– Презумпция невиновности не работает более? – хриплым голосом сказал Бултыхов и повалился на подставленный Левой стул.
– Все очень грамотные – это, конечно, здорово. Куда уж там! А нездорово то, господин Бултыхов, что в ваших вещах найден интересный препарат для инъекций. Это уж… я вам скажу уж… Опиатной группы на минуточку! И упаковочка шприцев к нему. Откуда? Не оттуда же, откуда героинчик в сигаретке Федотова? Да уж! Успокоительное я и не считаю как сущую мелочь. – Рожкин с воодушевлением выплевывал в сторону Бултыхова обвинения.
Степан Никитич, отдуваясь и кривясь от боли, полез во внутренний карман льняного пиджака, заставив дюжих оперативников рвануться к нему. Впрочем, полицейские успокоились, увидев, что врач вынул скрученные трубкой листы в прозрачном