Пластиковый сад. Ю_ШУТОВА
Ах мой бедный Клаус! – у нее в руках оказался крохотный розовый кружевной платочек, и она стала театрально вытирать им слезы, – так вот, когда я была вдовой немецкого генерала, моего водителя звали Рудольф. Прекрасный, чуткий юноша…
Это была она, моя Агнесс, ее любовь к розовым кружевам осталась неизменной. Я сжал ее локоть:
– Хельмут, твоего генерала звали Хельмут фон Мольтке, ты сама это придумала. И это я был твоим водителем, Агнесс, прекрати кокетничать.
– А ты помнишь, какое это было красивое дело. Ницца, май, Каннский кинофестиваль, все эти лопоухие знаменитости, увешанные камушками до самых носов… А помнишь, какой у нас был шикарный номер в «Негреску» с подлинниками Модильяни в спальне?
– И липовая немецкая генеральша так за него и не заплатила.
Конечно, я помню. Мы тогда здорово порастрясли этих павлинов, поводящих радужными хвостами на красной фестивальной дорожке, а заодно и их спонсоров, гордо надувавших свои золотые зобные мешки как жабы в брачный период. Ницца, Ницца, пестрый порочный калейдоскоп… Кстати, именно в Ницце мы с ней и познакомились.
***
Мне было двадцать лет, я только что расстался со своими напарниками Тру и Сушем. Я придумал, придумал сам, один, шикарную аферу, основная роль тоже была моя, этим двум и нужно-то было только подойти вовремя, и все дела, и лавэ мы делили соответственно, половина мне, половина им на двоих. Где-нибудь на не особо людной улице я высматривал фраерка, такого честного и благонадежного с виду, давал ему пройти мимо, а потом бежал, обгоняя его. И вот в тот момент, когда я пробегал мимо этого фраера, нет, я ничего у него не выхватывал, не тащил из кармана или еще откуда, наоборот, я «случайно» ронял ему под ноги свой лопатник и тут же скрывался в ближайшем подъезде или в подворотне. А ребятишки мои, эти милые гомики, сидели напротив через дорогу, наблюдая за всей этой сценой. Упавший под ноги кошелек один поднимет с целью поживиться, другой, чтобы отдать раззяве, выронившему его, но поднимают все, сто процентов населения планеты. А подняв, или быстренько уходят в сторону, или рвутся догнать меня, но, безусловно, не находят, и далее в некотором недоумении следуют с бумажником своей дорогой, потом открывают его, вдруг там номер телефона или адрес есть, чтобы все-таки вернуть хозяину его вещь. Суш незаметно провожает этого лоха, а Тру поджидает меня и показывает, в какую сторону мне идти. В общем ровно в тот момент, когда фраер открывает мой бумажник, я его догоняю и предъявляю свои права. Громко, между прочим, предъявляю, всячески обвиняя бедолагу в краже. И чтобы он там ни пел, я, выхватив у него из рук лопатник, начинаю вопить на всю улицу, что он украл у меня пятьсот франков или тысячу, это уж как я сам оценил его платежеспособность. Он, конечно, упирается, и вот тут подходят мои ребятки. Они хоть и гомики, но парнишки крепкие, особенно Тру, у него руки как две рульки, ну и морда тоже как-то в этом же ключе, свиная харя с гнилыми зубами и снулыми глазками. Ну они подходят к нам и так интересуются, что за базар не по делу. «Обокрали», – жалуюсь. «Этот?» – «Он самый». Ну и тут они реально начинают на фраерка