Вышивка по ворованной ткани. Мария Арбатова
как на женихов гадали? – спрашивала Валя.
– В Троицын день смотрели венки, что на Семик на берёзе завили. Как венок высох, бросали в речку. Где пристанет, с той стороны и жених. Чей венок водою первый прибьёт, та первой замуж пойдёт. А потонет – то к смерти, – говорила бабушка Поля, прищурившись, и вокруг её синих глаз набегало кружево чудесных морщинок.
В восьмом классе Валя резко вытянулась, а фигура стала красивой, как у матери. Мальчишки из класса начали приставать, а взрослые парни нагло свистели вслед. Мать это беспокоило, и она наставляла:
– Запомни, доча, мужики – скоты! Блюди себя для мужа, не то всю жизнь будет попрекать, что порченая! Поедешь в Москву, ищи богатого, доброго, в очках, и чтоб бил не сильно. Примерно, как артист Баталов… Будет и мне заступник.
Но ситуация с «заступником», к сожалению, решилась раньше. Перед последней четвертью восьмого Валя побежала за контурными картами в домашнем платье и тапках к однокласснице Ленке, живущей через подъезд.
Открыл отец Ленки, местный участковый дядя Коля, безликий мужик шириной и высотой с полутораспальный матрас, одетый в майку и линялые треники.
– Заходи, – как всегда, сказал он бесцветным голосом.
Валя разула тапки и босиком пошла в большую комнату, где орал телевизор, и Ленка, видимо, не могла от него оторваться. Но ни Ленки, ни её матери там не было. Был только зашедший сзади дядя Коля, швырнувший Валю на разложенную софу, предупредив тем же бесцветным голосом:
– Заорёшь, убью!
Но она и так не могла орать, словно голос украли, и задыхалась под потной тушей, буквально размазывающей её по софе. Валя видела, как это бывает у матери с отцом, но от боли, бессилия и унижения не могла даже плакать, только искусала в кровь губы.
Мать сто раз предупреждала, но не предупреждала, что это может быть отец подруги. Да ещё и милиционер. И когда он отвалился, как пиявка, насосавшаяся крови, Валя спрыгнула с софы, хотя до этого казалось, что не может встать.
На жирной туше дяди Коли над спущенными трениками краснел причудливый шрам от вырезанного аппендицита. Девчонки показывали друг другу на физкультуре подобный шов, но у них была аккуратная полосочка. А у него – длинный шрам, причудливо загибающийся на конце. Валя уставилась на этот шрам, как загипнотизированная, и не могла сдвинуться с места.
– Что смотришь, подстилкина дочка? Понравилось? – бесцветно спросил дядя Коля.
От его слов Валя очнулась, подняла с пола и натянула трусики с застиранными узорчиками. Она была уничтожена и раздавлена каждой клеточкой тела и каждой частичкой души. Подумалось, что, видимо, хирург, вырезавший аппендицит, испытывал такое отвращение к этой туше, что никак не мог вынуть из неё нож.
И ей бы сейчас этот нож. Или любой другой. Она бы нашла силы! Но неожиданно для себя самой посмотрела на дядю Колю тяжёлым взглядом и произнесла:
– Теперь, если моего папашу на перевоспитанье не возьмёте, директору школы расскажу!
Дядя Коля мгновенно