Золотая империя. Шеннон А. Чакраборти
Аэшма наклонился ближе. – Тебе больше никогда не придется беспокоиться о верности Дараявахауша. О чьей угодно верности. Но – за определенную цену.
Прежде чем она успела ответить, взгляд Манижи зацепился за какое-то свечение: огненный осколок солнца показался из-за восточных гор, и его лучи застали ее врасплох. Обычно восход в Дэвабаде был не таким ярким, защитная магия отгораживала от него настоящее небо. Но встревожил Манижу не только яркий солнечный свет, а встречающая его тишина.
В Великом храме не били барабаны, джинны не зазывали на азан, и эта безмолвная встреча восходящего солнца вселила в нее больше ужаса, чем кровь, накапавшая с ее незаживающего пальца. Но барабанный бой и призывы к молитве не смолкали никогда: они были вплетены в саму ткань времени Дэвабада.
Пока нашествие Манижи не разорвало эту ткань в клочья. Дэвабад был ее родиной, ее ответственностью, и она вырвала у него сердце. И значит, теперь она была обязана вылечить его.
Любой ценой.
Она закрыла глаза. Манижа не молилась с тех пор, как увидела двух джиннов-разведчиков, истекающих кровью на обледеневшей земле Северного Дэвастана, умирая от разработанного ею яда. Она отстаивала свой план перед Дарой, она пошла в наступление и погрузила Дэвабад в хаос. Но ни разу за все это время она не молилась. Ей казалось, этот мост она уже сожгла.
Манижа знала, что и сейчас Создатель ей не поможет. Но она не видела другого выхода: она проложила эту тропу и не могла с нее сойти, даже если к концу пути от нее самой ничего не останется.
Она старалась говорить так, чтобы голос не дрожал – Манижа не хотела показывать ифриту свою боль.
– Я могу дать тебе ее имя. Ее истинное имя. Имя, которым нарек ее отец.
Часть первая
1
Нари
Однажды в детстве, в последнем сиротском приюте, согласившемся принять Нари, она повстречала сказочника.
Это было в айт – жаркий, суматошный, но один из редких радостных дней для таких детей, как она, потому что каирские богачи охотнее заботились о сиротах в эти праздничные дни, когда так диктовала им их вера. Когда она, в новом красивом платье, расшитом голубыми лилиями, уже набила живот сладостями и сдобным печеньем с начинками, в дымке сахара и послеполуденного зноя возник сказочник, и вскоре мерные звуки его голоса убаюкали собравшихся вокруг него детей, и их сморило снами о далеких странах и захватывающих приключениях.
Но только не Нари – она была заворожена, ибо рассказы о волшебных королевствах и потерявшихся наследниках королевской крови дарили девочке без роду и племени те самые робкие надежды, которые она лелеяла в самом сокровенном уголке своего сердца. Но его присказки казались ей такими странными. «Кан ва ма кан», – повторял он, описывая фантастические города, загадочных джиннов и смышленых героинь. Было и не было. Сказки словно бы существовали между этим и другим миром, между правдой и вымыслом, и это сводило Нари с ума. Ей нужно было знать, что все это было на самом деле. Знать, что для нее может существовать