Сын Чернобога. Сергей Шведов
перебиваются в нищете и забвении.
– Ну а ты тут при чем?
– Так ведь великим киевским князем после смерти Дира могут кликнуть Градимира.
– А Аскольд это стерпит?
– Так не вечен Аскольд-то, – усмехнулся Казимир. – А после смерти приблудного варяга никто о его сыне Герлаве и не вспомнит. Войны я боюсь, князь Градимир, и князь Дир боится. Аскольд ведь Христовых служек в Киев пустил. Волхвы на него в обиде. Киевская старшина гудит в недоумении. Про Аскольда ведь и раньше ходили слухи, что он к Христу не равнодушен, а славянским богам жертвует-де для отвода глаз. Но и между Христовыми печальниками тоже мира нет. Мне ган Кончак, сын бека Карочея, сказал, что патриарх Фотий проклял римского патриарха Николая, а тот ему ответил той же монетой. Мало нам своих забот, так теперь изволь чужую кашу расхлебывать.
– А дядька твой, бек Карочей, здоров ли?
– Годы его, конечно, немалые, но скрипит помаленьку. А вот каган-бек Ицхак совсем, говорят, плох. С его смертью многое в Хазарии может поменяться, и следует быть к этому готовым.
Градимир выдающимся умом не блистал, на том и строил свой расчет бек Карочей. Хазарам нужен был человек, который станет угрозой как Аскольду, склоняющемуся к Византии, так и Рерику. Конечно, Градимир – человек хлипкий и ждать от него великих деяний не приходится, но столкнуть лбами Аскольда и Рерика он сможет, если руководить им будут разумные люди.
Боярин Казимир, окажись он на месте кривицкого великого князя, в чужую свару не полез бы даже ради киевского стола, но Градимир, похоже, проглотил наживку. Оно, конечно, и кривицкая земля обширна, но если добавить к ней земли Полянские и древлянские, то быть Градимиру первым князем в славянских землях. Против соблазна власти и умные люди устоять не могут, так что уж тут с глупцов спрашивать.
– Что ж, боярин Казимир, коли сосватаешь мне Милораду, то я этой услуги ни тебе, ни твоим сыновьям не забуду.
Путь от Смоленска до Пскова не близкий, а боярин Казимир был уже не в том возрасте, чтобы волком рыскать по славянским лесам. И хотя дорога была хоженой, торили ее многие торговые караваны, а все ж добрался киевлянин до Пскова совсем без сил. Благо последнюю треть пути посланцы князя Градимира проделали по воде, а то пришлось бы Казимиру к князю Трувару ползти на четвереньках. К счастью, боль в спине отпустила, а потому и взлетел боярин на крыльцо чужого терема пусть не бодрым соколом, но и не мокрой курицей. С боков Казимира поддерживали сын Вартислав и братан ган Кончак, на которых в силу молодости проделанный путь никак не отразился.
Боярин Казимир помнил князя Трувара Рерика совсем молодым, а ныне перед ним предстал седой муж, испещренный морщинами. Судя по всему, минувшие годы нелегко дались Трувару, оставив на его лице глубокие шрамы. По прикидкам Казимира, нынешний псковский удельник годами был никак его не моложе. К шестидесяти ему точно подвалило. Однако держался Трувар бодро, похоже, силы в его худощавом теле хватало не только для пиршественного стола, но и для злой сечи.