Беглянка (сборник). Элис Манро
моря. Бронзовое литье. Подняли на поверхность после стольких лет. Ее датируют вторым веком до нашей эры.
Когда Карла, войдя в дом, стала озираться в поисках дел по хозяйству, Сильвия сказала:
– Ой, присядь на минутку, мне после приезда не с кем было словом перемолвиться. Прошу тебя.
Карла понуро устроилась на краешке стула и опустила руки между коленями. Словно нащупывая какую-то неявную вежливость, она спросила:
– Как там, в Греции?
Теперь она встала, держа в руках комок тонкой оберточной бумаги, еще не полностью раскрытый.
– Считается, – продолжила Сильвия, – что это беговая лошадь. Делающая последний рывок, последнее усилие в гонке. А наездник, совсем мальчик, видишь, он выжимает из лошади последние силы.
Она умолчала о том, что этот мальчик напомнил ей Карлу, но чем именно – она уже забыла. Ему было всего лет десять-одиннадцать. Возможно, сила и грация руки, натягивающей поводья, или наморщенный детский лоб, сосредоточенность и строгость усилия напомнили ей облик Клары, которая по весне мыла большие окна. Сильные ноги в шортах, широкие плечи, размашистые движения, а потом – эта забавная ужимка, которая звала или даже заставляла Сильвию посмеяться.
– Это понятно, – сказала Клара, добросовестно изучая бронзовую фигурку с зеленой патиной. – Большое вам спасибо.
– Не за что. Выпьем кофейку, а? Я только что сварила. В Греции кофе очень крепкий, на мой вкус даже чересчур, зато хлеб – чудо. А спелый инжир – это просто объедение. Прошу, посиди еще немного. Останови меня, если я слишком заболталась. У вас-то как дела? Что здесь происходило?
– Дождь все время льет.
– Вижу. Я это вижу, – отозвалась Сильвия из кухонного конца большой гостиной.
Наливая кофе, она решила промолчать насчет второго подарка. Он ей ничего не стоил (конная статуэтка стоила больше, чем девочка могла себе представить): это был всего-навсего нежный бело-розовый камешек, найденный ею на дороге.
«Для Карлы, – сказала она своей подруге Мэгги, шагавшей рядом. – Глупость, я понимаю. Хочется привезти ей кусочек этой земли – вот и все».
И Мэгги, и вторая подруга, Сорейя, уже были наслышаны о Карле: Сильвия рассказывала, как присутствие этой девушки становилось для нее все важнее, как между ними возникала неизъяснимая связующая нить, которая служила ей утешением в кошмарные месяцы минувшей весны.
«Просто мне было важно, чтобы в доме появлялся хоть кто-нибудь… кто-нибудь свежий, пышущий здоровьем».
Мэгги и Сорейя посмеялись – беззлобно, но как-то гадко.
«Ищите девушку», – сказала Сорейя, лениво разминая тяжелые смуглые руки, а Мэгги поддакнула: «Всех нас рано или поздно это ждет. Втюриться в девушку».
У Сильвии вызвало подспудное раздражение это старомодное словцо: «втюриться».
«Возможно, это из-за того, что у нас с Леоном не было детей, – сказала она. – Глупость, конечно. Запоздалая материнская любовь».
Подруги затараторили