Смерть особого назначения. Виталий Романов
молча отдал честь, развернулся и первым вышел из рубки, словно показывая чужаку, кто здесь главный.
– Сержант! Выпустить! – приказал старлей.
Имени дрогла Мезенцев не помнил, да и не считал нужным запоминать. Он, хоть и служил на Саванге второй год, так и не научился различать «гномиков». Для него все дроглы были изготовлены на копировальном аппарате: невысокие, кожистые и костистые, с подвижными лицами и лопухами ушей. Когда карлики говорили, у них так работали лицевые мышцы, что менялось все: глазные впадины становились то больше, то меньше, щель рта то уже, то шире, даже нос немного вытягивался, а уши шевелились, почище чем у слона или осла.
Поначалу, когда Мезенцев только прибыл на Саванг, его это забавляло – тогда он воспринимал дроглов как экзотических животных. Позднее мимика чужих во время диалогов стала раздражать, даже бесила, по этой причине старший лейтенант старался как можно реже контактировать с представителями иной расы. «Кожаные» гномы чувствовали его неприязнь и отвечали той же монетой, впрочем, это ничуть не беспокоило Мезенцева – он не ждал беды от них.
Говорят, раньше, пару веков назад, дроглы были очень опасны. Тогда они могли силой ментального воздействия остановить вражеский флот, если, конечно, верить сказкам. Сами дроглы уверяют, что тогда они не боялись никаких врагов, просто потому, что никто не мог приблизиться к их планетам. Мысленного импульса нескольких мощных ментатов было достаточно, чтобы вражеская армия увидела перед собой глухую непреодолимую стену.
Карлики не желали воевать, они считали более правильным внушить атакующей армии, что перед ней вообще нет никакой планеты, которую можно захватить – лишь пустота на десятки световых лет... Однако цивилизация дроглов пришла в упадок, ныне этот вымирающий народ не способен на былые подвиги. Чужаки утратили, растеряли прежнее могущество, вот и вынуждены теперь кормиться людскими подачками. А значит, обязаны знать свое место, и нечего с этими «кожаными» гномами миндальничать!
...Выпустив заморыша из штаба, Мезенцев проконтролировал, чтоб дверь была хорошо заперта, а потом вновь прошел в рубку оперативного. Все же Мариночка томилась в медчасти, и ждать дольше уже не хватало терпения и сил.
– Прошу разрешения... – вновь сказал старший лейтенант, переступая порог рубки. – Выпустил, как приказывали, господин подполковник! Чего ему посреди ночи вздумалось гулять?! Понесла нелегкая...
– Почувствовал что-то, – отозвался Доронин. – Попросил: «Выпусти наружу, неспокойно у меня на уме...»
– Вот твари инопланетные! – выругался старлей и тут же осекся, вспомнив, что беседует не со своим приятелем. – Виноват, господин подполковник! Все-таки странные они, дроглы, правда? Человек так никогда не сказал бы... «Неспокойно у меня на уме». Бред какой-то! Человек сказал бы: «Неспокойно у меня на душе».
– У дроглов душа и ум – нечто единое, – напомнил оперативный дежурный, глянув на дисплеи, и Мезенцев – вслед за ним.
Чужак медленно двигался к тыльной