Неупиваемая Чаша (сборник). Иван Шмелев
А я им служил и слышу, она говорит:
– Чтой-то как мне не ндравится на людях есть… Чисто в театре…
А он ей резко:
– Дура! Сиди важней… Тут только капиталисты, а не шваль…
Она ежится, а он ей:
– Сиди важней! Дура!
А она свое:
– Ни в жисть больше не поеду! Все смотрят…
А он ее – дурой! Умора!
– А мне так, – говорит, – наплевать на всех, что смотрят!
Даже не так сказал, а по-уличному.
– На всех, – говорит, – мне… Я привык к свету…
Нехорошо сказал. Я-то, я-то понимаю даже их необразование. И манит меня:
– Человек! Дай мне чего полегше… – Прищурился на нее и говорит: – Дай мне… соль!
А она так глаза выпучила – не понимает, конечно. А он-то и доволен, что дуру нашел. А сам недавно за артишоки бранился.
– Я, – говорит, – думал, что мясо на французский манер, а ты мне какую-то репу рогатую подаешь!
Вона! И как принес я им камбалу, он и говорит супруге:
– Вот тебе соль, ешь – не бойся… Это рыба, в море на сто верст в глубине живет!
Умора, ей-богу. И сам-то не ест и никогда в компании не ел, а тут для удивления заказал. А она шевельнула вилкой и говорит:
– Чтой-то как она и на рыбу не похожа… А не вредная?
Да как распробовала в пару-то, аромат от нее, и назад:
– Да она тухлая совсем… Михаила Лукич!
Не понимает, что такой от нее запах постоянный. Тухлая! Уж и смеялся он, вот как покатывался!
– Эту рыбу-то только француженки употребляют… ду-ура!..
А она чуть не плачет, красная, как свекла, стала и в прыщах.
– Мне бы, – говорит, – лучше белуги бы…
А он-то ей:
– Не страми ты меня перед лакеями, ешь! Тут за порцию три с полтиной!..
И ни малейшего стыда! А она ест и давится. И случилось нехорошо – в салфетку даже. А он ей угрожает:
– Дура! Никогда больше не возьму. Необразованная!..
Сейчас подозвал меня и так важно:
– Дай ей… ар-ти-шоков!
Вот! Это уж на смех. Потому где ей с артишоками управиться? Вот какие люди. А сам-то, сам-то! Как-то привез в кабинет девочку лет пятнадцати, так… портнишечку, и напоил. Самому лет пятьдесят, а она девчонка совсем. И ту-то, ту-то тоже кормил по-необыкновенному, потешался. Устриц давал, лангустов, миног… Нарочно с метрдотелем совещался, как бы почудней. Портнишечку!..
Все своими глазами видел и сам служил. И как иной раз мерзит и мерзит. И образованные тоже… И никто не скажет… И ничего! Хамы, хамы и холуи! Вот кто холуи и хамы! Не туда пальцами тычут!.. Грубо и неделикатно в нашей среде, но из нас не отважутся на такие поступки… И пьянство, и жен бьют – верно, но, чтобы доходить до поступков, как доходят, чтобы догола раздевать да на четвереньках по коврам чтобы прыгали, – это у нас не встречается. Для этого особую фантазию надо. Теперь меня не обманешь, хоть ты там что хочешь говори всякими словами, чего я очень хорошо послушал в разных собраниях, которые у нас собирались и рассуждали про разное…