Легкие миры (сборник). Татьяна Толстая
или танец, или надписи, или часы, или монеты, но я знаю, что есть те, кто это любит и оглушен этой любовью, и я понимаю их. Может быть, я еще полюблю что-то из этого, – как знать, ведь это случается внезапно, без предупреждения, и накрывает тебя сразу и с головой.
Вот и Эрик был таким предметом моей неотвязной и необъяснимой любви. Надо было как-то избавиться от нее. Как-то преодолеть.
Я сижу в кофейне, которая Париж-Париж, за окном синий вечер, театральный снег. «Едем по 50-й дороге, следуй за мной, потом поворачивай на развилке», – передает мне мысленно Эрик. Вот я бросила журнал, украла пачку бумажных салфеток со столика, завернула остатки клюквенной коврижки в украденные салфетки, отставила чашку с блюдцем на мусорный столик, замоталась в платок, – да, я тут одна такая во всем вашем синем пряничном городе, мне тепло, у меня раскаленная кровь, у меня ладони и ступни как кипяток, я прожигаю в снегу полыньи, а вы как хотите, – и вышла на нарядную улицу, под раскачивающиеся и мигающие гирлянды огней. Вот я поехала по 50-й дороге, и повернула на развилке, и встала на обочине. Мимо свистят, просвистывают автомобили, спеша домой. Или прочь от дома. Кто ж скажет.
Эрик притормозил свою машину, пересел ко мне.
– Я понял, нам надо поехать на Lake George.
– И что там?
– Там мотель. Там красиво. На выходные можно поехать. Она уедет в Бостон к матери.
– А там что?
– Ну… у ее матери какая-то годовщина чего-то. Она не может пропустить.
– А ты почему не едешь?
– У меня срочная работа и приступ холецистита.
– Я бы не поверила.
– Так и она не поверит. Это предлог.
Я смотрю в его правдивые серые печальные глаза.
– В нашей культуре, – говорит он, – главное – правдоподобное объяснение. Plausible explanation.
– В вашей культуре!..
– Да.
– То есть у вас любое вранье сойдет. Даже вопиющее.
– Да. Главное – plausible explanation.
– Мы тоже, знаешь, врём будь здоров. Вряд ли вы тут мировые лидеры.
– Мы уважаем чужую личность, поэтому стараемся врать правдоподобно.
– Окей. Как хорошо, что я скоро отсюда уеду и никогда не вернусь.
– Ты не можешь уехать!
– Еще как могу.
– Давай я ее убью?
– Не надо, чем она виновата?
– Нет, я ее убью. Мне так будет проще.
– А мне нет.
Мы оба сидим надувшись. Потом Эрик спрашивает:
– А ты знала, что гречка в родстве с ревенем и щавелем?
– Не знала. Ошеломительное известие.
– Бывает гречка горькая и гречка сладкая.
– А еще польская, особый сорт: «несъедобная».
– Ты уедешь и разлюбишь меня.
– Да. Я уеду, разлюблю тебя и забуду.
Эрик обижается.
– Женщины так не должны говорить! Женщины говорят: я никогда, никогда не забуду тебя, никогда, никогда не разлюблю!
– Это