Раны. Земля монстров. Нейтан Баллингруд
толкали тачки с человеческими останками от одного и того же дома и развозили гниющие груды по всему Пустому Городу, чтобы Хирурги сшивали ужасные, только им понятные комбинации. Через улицу тянулась гирлянда туловищ, подобная той, которую они недавно видели, и каждое тело пело свою ноту; рядом с ними колыхались огромные натянутые куски кожи с отверстиями разного размера и рисунка, словно кто-то шилом продавил азбуку Морзе; скелетообразные конструкции, созданные из сотен пересобранных людей, выстроились между зданиями в виде громадных неподвижных колес, похожих на шестеренки безумного двигателя. Колеса собирались в спешке: на костях блестела кровь и куски мяса. Существа трудились, их глаза горели как устья печи, а воздух становился холоднее.
Микс остановилась и заглянула за угол здания, которое когда-то было круглосуточной аптекой. Кровь забрызгала окно, и внутри ничего нельзя было рассмотреть. До нужного старику адреса оставалось чуть больше квартала. Его дом находился в эпицентре пострадавшего района. Так близко она еще никогда не подбиралась.
Даже если старику не понравилась ее заминка, он не сказал ни слова. Лишь прислонился к стене и тяжело дышал. Его взгляд затуманился, и Микс не знала, осознаёт ли он происходящее вокруг.
– Ты там как, живой?
– Кажется. Теперь уже сложно сказать. – Он сделал неопределенный жест рукой. – Что это такое?
– Черт, а я откуда знаю? Очередной кошмар, наверное. Ты ведь многое повидал, не узнаешь, что ли?
Когда он не ответил, она спросила:
– Ну, что, увидел, что хотел?
– Ты о чем?
Она указала вперед, на то, что раньше было его домом. Иссохшие тела Транспортеров входили и выходили из него будто по часам.
– Там никого не осталось, старик. Теперь это гребаный Центральный вокзал.
– Нет. Она там.
На мгновение от ярости Микс лишилась дара речи. Степень его неведения и слепая вера в абсолютно невозможное превратили отчаяние в настоящее безумие. Вероятно, он давно лишился рассудка, и это их погубит. В лучшем случае, они умрут. Зверь внутри зарычал. Она была готова спустить его с цепи.
Плевать на старика – он сам виноват в том, что с ним случится, – она готова сделать то, что раньше не решалась: развернуться и уйти. Любопытство смешалось с ужасом. Да, она всегда с гордостью представляла, как без колебаний так и сделает, если потребуется, но теперь, когда момент настал, она боялась, что после этого ее жизнь уже никогда не будет прежней. Микс прижалась лбом к стене, закрыла глаза и прислушалась к странным звукам, с которыми творилась новая архитектура плоти: великолепные ноты, трепет флагов, глухое громыхание костей на ветру. Все это напоминало настройку инструментов в школьном оркестре перед концертом. Старик тяжело и быстро дышал рядом, тратя остатки запасов энергии для последнего путешествия.
– Кто эта Мария? Жена? Дочка?
– Нет. Моя собака.
На секунду ей показалось, что он ответил на другом языке. Потребовалось несколько минут, чтобы перевести фразу и понять ее значение. Когда у нее получилось, последний оплот сопротивления