Повести в Белых Халатах. Нина (Лето) Романова
друг друга и долгие годы оставались друзьями, что само по себе бесценно. Как много тех, кто проходит вместе с нами через сито времени?
Звала я его исключительно Антохой. Языка Антонова побаивались, я же неизменно хохотала над всеми его беспощадными шутками и долгие годы обещала начать их записывать. Если я когда-нибудь решусь написать книгу, Антоха, несомненно, станет одним из главных героев.
Глава 2
Поздняя любовь
До начала рабочего дня все непременно собирались в ординаторской. Ночная смена отчитывалась по стационарным больным, обсуждались планы на день, студенты и интерны распределялись по специалистам и, конечно, без остановки работала кофеварка.
– Доктора, прошу минуточку внимания, – Антонов вошёл в ординаторскую с загадочной миной. – Как вы все знаете из курса анатомии, у человека довольно много разных отверстий и около каждого поджидает специалист. Так вот, наконец в нашей клинике начинает работать проктолог!
– Слава богу, будет куда геморрой отправлять, – улыбнулся терапевт Тёткин.
Юра плюхнулся в кресло.
– Кто напоит меня кофе за отличную новость?
Я посмотрела на его довольную физиономию.
– Как будто кроме меня тебя кто-то когда-то поит кофе, – проворчала я и пошла к кофеварке.
Заполучив чашку с живительным напитком, Антонов продолжил:
– Теперь вторая часть новости.
Я посмотрела в его хитрые глаза.
– Мне интересно, почему ты сначала дождался, когда я налью кофе?
– На случай, если тебе не понравится вторая часть.
Я заинтересовалась и села поближе к Юре, чтобы ничего не пропустить.
– Говори, – разрешила я, – кофе отнимать не стану.
Антонов обвёл ординаторскую интригующим взглядом.
– Проктолог – женщина тридцати лет от роду, симпатичная, не замужем, детей нет.
Я преувеличенно вздохнула:
– Слава богу, будет кому варить тебе кофе вместо меня.
Захар достал незажжённую трубку изо рта:
– Симпатичная и в тридцать лет не замужем? Лесбиянка или феминистка.
– А тебя почему это интересует? – спросила я его, прищурив глаза.
– Чтобы предварительно оценить IQ коллеги, – улыбнулся мне Малаков.
– Ты никогда не был в этом объективен, – вернула я ему улыбку.
Захар смотрел на меня своими чёрными глазами-вишнями, телепатируя: «Не ревнуй». А я ревновала. Не потому, что относилась к нему как к своей собственности – он был безнадёжно и хронически женат. Я давно ответила себе на все вопросы по поводу наших отношений. Но в глубине души хотелось верить: он мой! Он не мог быть ничьим больше, потому что только со мной переставал быть колючим, только со мной открывал душу, становился беззащитным и необычайно нежным.
Если говорить о душе, то у нас она была одна на двоих, иначе невозможно объяснить, каким образом мы чувствовали друг друга, понимали всё