Манечка, или Не спешите похудеть (сборник). Ариадна Борисова
ко мне, я отвечал, смущенно отводя взгляд. Все остальное время пялился на нее вовсю. Ее округлые коленки, бедра, талия, линии ее фигуры безукоризненной, классической чистоты, без идиотских поэтических изысков вроде девичьего стана, схваченного шелками и движущегося в туманном окне, сделали бы честь прекраснейшей из «миссок» мира. Нежно обрисованная водолазкой грудь приводила меня в обморочную оторопь. Пряди рыжих волос горячим костерком вились вокруг тонкого лица. На золотом поле веснушек вечерне цвели чуть раскосые глаза глубокого кофейного цвета. Я был готов, если бы Катя вдруг приказала, драться с близнецами до последней капли крови.
Их фигуры тоже напоминали античные скульптуры, но были легче, изящнее, а черты лиц, наоборот, резче и характернее. Нас всюду сопровождали восхищенные взгляды. Я, конечно, не принимал восторгов на свой счет. Внимание привлекала живописная троица, а я был обыкновенный и даже более серый на их фоне, чем всегда. Я привычно отходил на второй план. Но если бы братья знали, чем занимаются их эфирные двойники в моем абстрактном дворце! В обязанность близнецам вменялась охрана алькова, пока я находился там с королевой. Понятно, кто она была.
Со временем ненужность моей персоны в квартете стала слишком очевидной. Ребята мной тяготились и едва терпели мое присутствие. Из-за многолетней привычки, из деликатности… ревности? Не знаю. Я-то от ревности просто умирал. Я стал вспыльчив, высокомерен и не в силах был уйти из-за Кати. Во мне проснулся дух соперничества, к тому же останавливало неистребимое любопытство наблюдателя. Я находил в нашем общении все новые нюансы, необходимые мне для усовершенствования Игры.
Ломая голову над тем, кому из близнецов Катя отдает предпочтение, я ни в смутных намеках, ни в шутливых перебранках не мог угадать ее выбора. Катя словно перестала различать братьев. Она больше не называла их по именам, ограничивалась безликостью местоимений. Близнецы то ли приняли перемены как должное, то ли просто были к ним равнодушны. Иногда мне казалось, что она из воспитательных или каких-то иных соображений относится к ним как к одному человеку. Но и Юра с Димой обращались с ней одинаково ровно. Это сбивало меня с толку, дарило бесплодные надежды и вызывало обидчивые метания.
Я уходил домой и закрывался в ванной комнате, чтобы никого не видеть. Только в частных владениях отмякало и расправлялось мое помятое самолюбие. Преданные слуги сочувствовали мне настолько, насколько я сам себя жалел. Искусные повара готовили мне знаменитый паштет «Сюзерен» из кулинарной книги самого Карлика Носа и яства с неведомыми трюфелями, каперсами, устрицами, крюшонами (я тогда воображал, что это сорт огурцов, выведенных специально для королевских особ, то есть путал крюшон с корнишонами). Оркестр музыкантов-виртуозов и оперные певцы услаждали мой слух отрывками из любимых эстрадных песен: «Прощай, цыганка Сэра, были твои губы сладкими, как вино…», «Мальчик едет в Тамбов, чики-чики-чики-чики-чики-та», и так далее. Сногсшибательные красавицы с глянцевых