Чудеса в решете (сборник). Аркадий Аверченко
еще 27 лет, и у меня фигура, как у девушки… Подумай, что будет, если появится ребенок? Ты не знаешь, как дети портят фигуру…
– Странно… Раньше ты говорила, что не хочешь плодить нищих. Теперь, когда я богат…
– Сережа! Я для тебя же не хочу быть противной! Мне двадцать седьмой год, и я… Сережа! Одним словом – время еще не ушло!
Святое материнство!
– Доктор! Помогите мне – я хочу иметь ребенка!!! Понимаете? Безумно хочу.
– Сударыня. В этом может помочь только муж и Бог. Сколько вам лет?
– Вам я скажу правду – 46. Как вы думаете: в этом возрасте может что-нибудь родиться?
– Может!
– Доктор! Вы меня воскрешаете.
– У вас может, сударыня, родиться чудесная, здоровенькая, крепкая… внучка!..
Профессионал
На скачках или в театре – это не важно – бритый брюнет спросил бородатого блондина:
– Видишь вот этого молодого человека с темными усиками, в пенсне?
– Вижу.
– Это Мушуаров.
– Ну?
– Мушуаров.
Лошадь ли пробежала мимо, или любимая актриса вышла на сцену – не важно, но что-то, одним словом, отвлекло внимание друзей, и разговор о Мушуарове прекратился.
И только возвращаясь со скачек или из театра – это не важно, – бородатый блондин спросил бритого брюнета:
– Постой… Зачем ты мне давеча показал этого Мушуарова?
– А как же! Замечательный человек.
– А я его нашел личностью совершенно незначительной. Что ж он, сыворотку против чумы открыл, что ли?
– Еще забавнее. Пользуется безмерным, потрясающим успехом у женщин!
– Действительно. При такой тусклой наружности – это замечательно.
– Непостижимо.
– Загадочно.
– Таинственно.
– И ты не знаешь тайны этого безумного успеха?
– Совершенно недоумеваю.
А у Мушуарова, действительно, была своя тайна. Скушав за своим одиноким столом суп, котлеты и клюквенный кисель, Мушуаров, с зубочисткой в левом углу рта, поднимается с места и – сытый, отяжелевший – лениво бредет в кабинет; усаживается удобнее в кожаное кресло, поднимает голову, будто что-то вспоминая (очевидно, номер одного из многих телефонов), и, наконец, нажав кнопку, цедит сквозь торчащую в зубах зубочистку:
– Центральная? Дайте, барышня, 770-17. Благодарю вас.
– Кто говорит? – доносится издалека свежий женский голос.
– Вы, Екатерина Николаевна? Здравствуйте, Екатерина Николаевна. Здравствуйте…
Странно: в голосе его звучит самая неподдельная хватающая за душу печаль.
– Мушуаров? Здравствуйте. Что скажете?
– Что скажу? Скажу, что вы должны быть нынче вечером у меня. Слышите? Я так хочу.
– Послушайте… Опять за старое? Ведь я вам уже сказала, что не люблю вас, и, право, удивляюсь…
– Екатерина Николаевна, – тихо, с какой-то странной сдержанностью отчеканивает Мушуаров. – Конечно, всякий волен поступать, как ему заблагорассудится, и я даже смотрю на это дело так: всякий имеет право умертвить другого человека,