Белое солнце России. Александр Логачев
не сказать. Брезгую.
– Ах вот как! – Топоров приподнял винтовку и хлопнул прикладом об пол, но тут же успокоился, видимо, что-то придумав.
– Хорошо же, Коля, нас с тобой здесь приветили. С благородиями на фронте, небось, шимпанское пили, а со своим братом-мужиком уже зазорно.
– Непонятливый ты, – грустно качнул головой Назаров.
– Нет, это ты непонятливый. А я все уже понимаю. Меня правильные люди на ум наставили. Впрочем, а с кем это я говорю? – Витька взглянул на Федора, стараясь изобразить на своем лице непонимание, что ему, кстати, удалось. – Вот старая карга – этому дому хозяюшка. Вот Никитахозяин, вот Степан-одноног, вот Тимоха-дурак. Народ хоть и темный, но мне знакомый. А это что за брезгливый мужик напротив сидит?
В комнате стало тихо.
– Я тебя спрашиваю, гражданин, – с упором на последнее слово сказал Топоров. – Кто ты?
– Не дури, Витя, – встрял в разговор Степан. – Ты же Федора Назарова не раз у нас видел.
– Это для тебя он Федя-соседя. А я – боец сельской Красной гвардии. Мне документ подавай, а не Федю.
– Ты что себе в чужом доме позволяешь? – не выдержал Степан и приподнялся, опираясь на костыль. Виктор Топоров проворно соскочил с лавки, прыгнул назад и вскинул винтовку, наведя на сидящих. Колька еще раз икнул и тоже встал, поднимая винтовку.
– А ну-ка сядь, Степан Алексеич. – Палец Витьки лежал на спусковом крючке, а в хмельных глазах читалось, что надавит он его без колебаний. – Сядь и не маши липовой ногой. Я и не в такие дома захаживал. Тоже, бывало, кричали на меня и махали чем попало. Потом в ножки кланялись: хоть жизнь оставь, Виктор Михайлович, не губи, сердешный.
– Ну как, – Витька снова посмотрел на Назарова. – Есть документ? Али нам самим в твоих карманах порыться?
Степан взглянул на солдата и удивился внезапно произошедшей перемене. Будто и не пил Федор Назаров в этот вечер. Смотрел он вокруг внимательно и весело, просто радовался жизни. Так счастлив утомившийся от безделья батрак, которому наконец-то предложили легкую и доходную работу.
– Документ есть, – и Федор протянул Витьке Топору паспорт. Тот взял документ, открыл и начал вглядываться, будто страницы были исписаны китайскими иероглифами. На его морде появилась подлая усмешка.
– Я же, братцы, неграмотный. Рад был бы прочесть, так не могу. Нет, точно в Усадьбу идти придется.
– Витька, – чуть не крикнул Никита Палыч, – ты же три года в школу к Карлу Леопольдовичу отходил!
– Карла Леопольдовича трудовой народ контрой признал. Значит, уроки его – не уроки. Колька тоже неграмотный. Правда, Колька? Посторонним грамотеям я довериться права не имею. Значит, в Усадьбу нам путь-дорожка. Надевай шинель, Назаров. Ты не смотри, что тепло во дворе: до утра все равно не допросим, а на полу в подвале – прохладненько. Ты же, хозяюшка, не забудь лукошко с провизией собрать. А то, сама знаешь, как иногда случается. Попал человек, да и подзадержался на неделю-другую.
Степан открыл рот, чтобы сказать Витьке Топору, что он думает, но Федор быстро взглянул на приятеля, и тот промолчал.
– Может,