Белое солнце России. Александр Логачев
лесу! Там не достанут! – прокричал Назаров. И они помчались в направлении леса.
Спокойствие июньской ночи нарушали лишь крики и выстрелы. Алексей бежал следом за Федором, босые ноги холодила роса. В этой бледно-молочной подсветке происходящее казалось ну совершенно нереальным. Киношным каким-то. Будто Алексей шагнул в экран и очутился в чужом фильме, где вынужден подчиняться законам жанра. И он подчинялся. И приближался лес.
– О-ох!
У Федора вдруг подогнулись колени, и он упал лицом в траву.
– Что? – подлетел к нему Алексей. И тут же увидел, «что». Под гимнастеркой чуть выше поясницы расплывалось темное пятно. Какая-то пуля нашла свою жертву. Алексей подхватил двойника под мышки и потащил. Федор сперва кричал, потом замолчал.
Алексей втащил раненого в лес, прислонил к стволу лиственницы. Расстегнул гимнастерку. Разорвал исподнюю рубаху, соорудил из нее повязку, обмотал ею рану. Понимая, что все бесполезно, Алексей глухо выругался.
– Хана мне. – Федор не спрашивал, он констатировал.
«Хана», – про себя согласился Алексей. И через сто лет от таких ранений будут умирать даже те, кого вовремя успеют доставить в больницу. Однако это не значит, что надо опускать руки. Чудеса случались всегда.
– Значит, прошло? Заговорил? – Федор нашел в себе силы улыбнуться. – Или прикидывался?
– Заговорил, – Алексей рукавом вытер пот со лба. – Поди тут не заговори… А вот ты молчи, нечего терять силы.
Алексей поднялся на ноги. Перевел дух, и ладно, теперь надо дотащить Федора до того поселка, что за рекой. Там люди, там должен быть какой-то врач, и он поможет. Не захочет помочь – заставим.
– Брат, – Федор отстранил руку Алексея. – Погоди! Послушай! У тебя есть жена, дети?
– Нет.
– А дом?
– И дома нет.
Федор расстегнул нагрудный кармашек.
– Документы, письма… Бери! Да не тяни ты меня. Нешто я дурной совсем и не понимаю, что отпрыгался. Не перебивай! Мне надо успеть тебе сказать. Ты это… Ты пиши от меня жене, пусть думает, что я жив. А вернешься с войны, загляни в деревню. Христом-Богом прошу! Хоть на денек загляни к моим, нас же почти не различить. Ежели усмотрят какие различия, всегда на войну списать можно. Чай, уже год дома не был. Потом можешь уйти, бросить их. Но покажи моей бабе, что я жив. А то она так и будет ждать, надеяться… понимаешь? А придешь, уйдешь, освободишь ее. Понимаешь? Слушай, а как тебя звать-то?
– Алексей.
– Лешка, обещай мне, поклянись! Крестом поклянись, – Федор снял нательный крестик, протянул Алексею. – Возьми его себе. Надень. И клянись.
Алексей поклялся. А что еще оставалось?
– Слышь, Лешка, а то стань мною, а? Что тебе за разница, как зваться!
– Хватить болтать! – Алексей решительно подхватил Федора, поднял с земли. – Сам заявишься к своей бабе!
И потащил. Он тащил раненого на подгибающихся ногах, тащил, пока не выдохся вконец. Он осторожно опустил Федора на землю. Они уже вышли из леса, до речного берега