Адские врата. Сергей Фокин
как лес: комарьё звенит, берёзы перемежаются с елями и сосенками, кусты рябины да бузины вторым ярусом гущу создают. Только далеко идти не пришлось. Едва вильнула тропка пару раз, обходя сваленные бурей деревья, потом расширилась чуток – и увидели они одиноко стоящий пень, на котором восседал дед Васюк собственной персоной.
Был он одет не совсем обычно. Вместо рубашки холщёвой куртка из звериной шкуры – чтобы гнус не прокусывал. А руки всё равно оголены да на вид совсем не стариковские – кряжистые такие, узловатые. Штаны тоже кожаные, плохой выделки. Может, не дубили её, а просто сшили и носили, покуда шерсть сама не повылезала. Для зимы и холодновато, а летом – в самый раз, особо в чаще лесной. В довершении ко всему на ногах непонятно почему тапочки домашние надеты. Для форса, что ли…
– Вот так встреча! – воскликнул Савелий, между тем многозначительно ткнув спутника в бок, да так, что тот разве не охнул. Напрягся сразу Никола, оглядываться по сторонам стал и дубину свою перехватил поудобнее.
– Ну, я-то вас давненько поджидаю, – усмехнулся Васюк, продолжая сидеть.
– Стало быть, догадался, что мы к тебе идём, старый хрен?
– Нынче без догадливости пропадёшь.
– И то верно. А почто ты нас в такую Тмутаракань затащил? Неужто нельзя было по-человечески встретить, в доме? – Савелий прищурился, а глаза-то у него забегали по сторонам, выискивая что-то по ближним кустам.
– Отчего же, можно было. Только и вы, похоже, ко мне дело пытаете не простецкое. – Старик полез в карманы и вытащил оттуда трубку с кисетом. Неторопливо набил, чиркнул спичкой, затянулся и крякнул от удовольствия.
– Хороший табак… Не то, что прежде продавался, с отдушками.
– Так какой леший тебя сюда затащил? – спросил вслед за тем Савелий, на этот раз оглянувшись через плечо.
– Да ты, добрый человек, не пужайся, – благодушно остановил его Васюк. – Нет у меня в рукаве козырей-то. Не игры играть завёл вас сюда. А насчёт лешего – угадал ты! – И усмехнулся во весь рот, так что зубы блеснули – но не гнилые да чёрные, как прежде, а ровные и белые, что волчьи – можно берцовую кость разгрызать. – Он и затащил, если посудить. А вернее сказать, не отпускает. Братан он мой кровный, как его одного бросишь-то!
Глаза у Николы раскрылись так, что Васюк, глядя на него, развеселился. Хохотнул даже, но без обычной издёвки. Да и то скажешь – простому человеку такое услышать не каждый день достаётся.
– Верно, думаешь, сказки рассказываю? – спросил он, обращаясь на этот раз только к кузнецу.
– Похоже, дядя Васюк! – растерянно ответил тот.
– Нет, уже давно вышел из такого возраста. Ведь мне, почитай, три сотни лет будет в обед! – Он снова пыхнул дымом.
– Что же ты привычку свою не изживёшь никак? Здоровье лишнее, что ли? – Вставил Савелий.
– Здоровья много не бывает. Только привычка – вторая натура. Так у вас, людей, говорят.
– А зачем вышел из леса, если и табак у нас плохой, и бабы дуры?
– Любишь ты, Савелий, подковырнуть! – затрясся