Проза Дождя. Александр Попов
к тебе ближе?»
Думал, думал Экант и надумал. Решил от каждого друга на память отщипнуть частичку и бежать куда глаза глядят, чтобы голову не морочили. Начал с Добра: отхватил от него щепоть, а оно не только уменьшилось – добром перестало быть. Огорчился Экант задруга, но характером он был упертый, не закончив дела, остановиться не мог. Пришлось и от Истины отщипнуть чуть-чуть. Заверещала бедняга, и ничего после щипка от нее не осталось.
Совсем опечалился Экант, подошел к Красоте и начал ее от расстройства ощипывать. Щиплет и глазам не верит: Красоты меньше не становится, не убывает от нее совсем. Хотел было людям об открытии поведать. Прикинул в светлой голове и решил – не стоит. После этого университеты с костёлами закроют, столько людей без работы останется, что им не до красоты будет.
Какое-то время спустя буква та на полу обнаружилась. Имя Квант свету вернули. Ищут кто Добро, кто Истину, кто Правду. Понятное дело, не находят, в честь Эканта «Эврика» орут. Хотите послушать: «Э! Ври-ка!»
И Добро, и Истина – частицы эха. А эхо – это просто красиво, как дождь, как снег, как цветы на могиле Эканта, от которой и Истина, и Добро отойти не могут: хочется им о Красоте спросить, а как? Ни языка, ни места у Красоты нет. Время есть…
Я познакомился с ним в библиотеке. Он не только не читал книг, но еще и прятался от них под зонтом.
Когда мои глаза, память и совесть уставали, шел к нему. Оказывается, полнеба не так уж и мало, там много чего есть.
Точка в начале предложения
Беспризорником сызмальства был. Обитал с дружками-малолетками в теплораспределительном колодце. Питались по-королевски – пряниками. Каждый из нас в любой момент мог прикинуться глухонемым, вот бабы с пекарни и жалели, подкармливали по четным дням медовыми, по нечетным – мятными. Если бы не случай, так бы и думал, что мир из кругов медовых и мятных состоит, а начинается с люка колодца, главной точки бездомных.
В поселке переполох: милиция, общественники в повязках на рукавах, мужики за выпивку, ребятишки за конфеты искали неизвестного, что листовки о справедливости на стенах бараков развешивает.
Все кому не лень мечтали его поймать, сдать испуганным властям и насладиться призом.
Мне повезло, и неизвестному со мной подфартило – после теплых ароматных пряников карамель в мятой обертке сущий пустяк.
Пригрел бедолагу в колодце, пряниками накормил за слова его необычные: «Справедливость – борьба добра со злом. В такой борьбе победителя нет, а дышать становится легче».
Дрался я часто: бил, меня колотили нещадно, и действительно – дышалось на всю катушку.
В колодце тепло, как на экваторе, темень непроглядная, как в точке, что на столбах красуется: «Не влезай, убьет».
– Учиться, парень, надо, глаз у тебя сметливый.
– Учатся, дядя, на свету, к нам он сюда не заглядывает.
– Свет в голове. Тьма не помеха. Хочешь, учителем буду.
– Чему учить, дядя, и так всё знаю.
– Всё знает черт.
– А я чего не знаю, по-твоему?
– Математику.
– А зачем она мне?
– Ты