Снежный киллер. Николай Леонов
а совершенно неожиданно в историко-архивный, на отделение дизайна. Заявила родителям, что хочет стать дизайнером. Причем не обычным, который убранство квартир проектирует, а парковым. У нее появились новые друзья, подруги… В общем, как я уже говорил, она стала другим человеком. С сильным, самостоятельным характером.
– Как я понял из вашего рассказа, отец принял гораздо большее участие в судьбе Ксении, чем мать, – сказал Гуров. – Можно предположить, что и контакт у нее был прежде всего с отцом.
– Да, Игорь и Ксения хорошо понимали друг друга, – подтвердил ресторатор. – Понимали – и любили. Ксения очень тяжело переживает смерть отца. Ей очень плохо…
– А еще из нашей беседы с Лидией Евгеньевной в пансионате у меня сложилось впечатление, что она не слишком огорчена смертью мужа, – продолжал Гуров. – Или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаетесь, – отвечал Абуладзе. – Надо признаться: в последние годы отношения между Игорем и его женой были не слишком теплыми. Впрочем, я вам это уже говорил.
– Можно узнать, почему так случилось?
– Ну, опять же я об этом упоминал, – пожал плечами Абуладзе. – Во-первых, у Лидии возникли обычные женские проблемы, связанные с возрастом. Близости между ними уже быть не могло. А потом… наверное, они просто устали друг от друга.
Однако у Гурова сложилось четкое впечатление, что лучший друг погибшего бизнесмена в этом вопросе был не совсем откровенен.
За разговором они – уже пешком, а не на подъемнике – преодолели путь в обратном направлении и вновь оказались возле пансионата «Вершина».
– Значит, вы хотите побеседовать с родственниками и друзьями Игоря? – спросил ресторатор.
– Да, с каждым, – подтвердил Гуров.
– И с кого хотите начать?
– Пожалуй, с дочери. Если она может разговаривать.
– Да, Ксюша вполне может. Я ведь с ней тоже советовался, прежде чем пойти к вам. И она полностью одобрила эту идею… в отличие от Лидии.
– Вот и пойдемте к ней, – предложил Гуров.
Они вошли в здание и поднялись на второй этаж. Пансионат выглядел вымершим, по дороге им никто не встретился. Абуладзе провел Гурова в конец коридора и постучал в дверь.
– Кто там? – послышался в ответ девичий голос, в котором слышались боль и раздражение.
– Это я, Олег, – отвечал Абуладзе. – Я привел гостя.
– Хорошо, входите, – ответили из-за двери.
Ресторатор толкнул дверь, и они вошли в комнату.
Как понял Гуров, комнаты в «Вершине» были обставлены с претензией на роскошь. Дорогая мебель, пушистый ковер на полу, на одной из стен – выполненная маслом картина с видом Чегета. Причем нарисовано это было не тем зализанным стилем, каким рисуют художники, торгующие своими изделиями на Арбате, – это была настоящая живопись, у художника имелась собственная манера.
Кожаное кресло, стоявшее у стола, пустовало, как и два стула. Хозяйка комнаты сидела прямо на кровати, на скомканном покрывале. Видно было, что она только что