Дорога цвета собаки. Наталья Гвелесиани
дом на улице Шелковичной не позднее десяти часов, чтобы не подпасть под статью о нарушении Границы между Ночью и Днём.
Так как время в Краю Полуденного Солнца определялось по часам – настенным, настольным, наручным – которые согласовывались с курантами на часовой башне, что располагалась в ансамбле Дворцовой площади, а стрелки настольных часов в кабинете чиновника подтягивались к назначенному сроку, Годар счёл разумным поспешить на Шелковичную улицу в некий Казённый дом, получивший у населения с лёгкой руки птичницы Марьяны славу вертепа, прозванного Шёлковым.
Ему и в самом деле показалось неуютным приземистое бревенчатое здание, похожее на обронённый посреди двора спичечный коробок. Коробок окружали сомкнутые деревянные домишки, соединённые общей террасой, которая встречала и увлекала с собой по кругу взгляд незнакомца, не допуская до распахнутых в глубине ставней. Из утрамбованной земли торчали кое-где пучки травы вперемешку с пеньками вырубленных кустов.
На фоне общей невзрачности и тишины постукивание молоточка где-то в глубине кружения показалось Годару дурным знаком.
Башенные куранты, слышимые повсюду, пробили начало ночи.
Годар взлетел одним махом на крыльцо Дома, толкнул плавно отпрянувшую дверь и, проходя в полутьме коридора, услышал, как хлопнули разом все ставни и упали шторы.
Чьи-то тени отплыли от наглухо задрапированных от солнца окон. Зажглись свечи и осветили Ночь, простенькая процедура обустройства которой поддерживалась до того огоньком зажигалки. Теперь, когда запылали подсвечники и бра, эта точка света стала невидимой. Зато вспыхнули сигареты, сразу же вслед за этим затушенные. Люди, находившиеся в длинной зале, стены которой были увешаны ножнами из-под холодного оружия разных стилей и веков, встали за большой овальный стол. Выстрелило канонадой шампанское. Скрещённые тени от рук с бокалами образовали узор на стенах.
– Да здравствует Его Величество король Кевин Первый! – произнёс кто-то взволнованным баритоном.
– Слава Государю! – прогремел чёткий бас.
– Слава Государю! Слава Государю! Слава Государю! – эти слова несли по кругу, как чашу вина, не соблюдая, однако, строгой очерёдности. Их мог выкрикнуть, как бы от избытка чувств, человек, находящийся через несколько голов от предыдущего славословца. Тогда круговое движение, не дав сбоя, слегка замедлялось, вернувшись ненадолго назад. Голоса, через которые перескочили, поочерёдно давали знать о себе. Когда очередь вновь доходила до нетерпеливого, тот снова повторял тост, но уже спокойнее, твёрже.
Шествие имени монарха приближалось к черте, где стоял в отдалении Годар, не видя своего места и не понимая своей роли.
– Слава Государю! Слава Государю! – отвесили сильным грудным девичьим голосом, после чего последовала заминка.
На Годара оглянулись. Одна из оглянувшихся – девушка с прямыми, огненно-чёрными волосами по пояс – указала ему на свободный стул слева от себя.
Годар,