Девять снов Шахразады. Шахразада
себе невозможно. И вдруг царица просит не упоминать имени мужа…
– Прости, сестричка… Я не должна была кричать на тебя.
– Все в порядке, милая! Просто ты расстроена, я понимаю. Скверный закатный ветер, должно быть.
– Увы, моя хорошая, не в ветрах здесь дело… Боюсь, что я перестала быть любимой, став привычной… Я перестала быть единственной, необыкновенной, став такой же, как все.
– Ну что за глупости! Я не буду спрашивать, появился ли у тебя хоть крошечный повод усомниться в чувствах Шахрияра. Я спрошу иначе – а ты, милая моя? Не изменились ли твои чувства к нему?
Шахразада поджала ноги, поудобнее устраиваясь в тени огромного карагача. Герсими показалось, что она не слышала последнего вопроса. Но в тот миг, когда она уже была готова повторить его, ее невестка сухо и коротко усмехнулась.
– Мои чувства, малышка? Скажи мне, разве стала бы я так печалиться о том, что муж охладел ко мне, если бы не мечтала лишь о нем, не считала бы его единственным и самым лучшим?
– Но те, другие, возлюбленные из твоих снов?…
– «Возлюбленные»…
– Ну хорошо, пусть. Мужчины, которые тебя любят… Разве не к ним теперь тянется твоя душа?
– Ох, Герсими, ты все перепутала… Ты все перепутала… Дело-то не в том, кого вижу я. А в том, что они ради меня готовы на все… На что же, скажи мне, мудрая моя сестренка, сейчас ради меня готов мой муж?
И Герсими потупила взор. Врать она не умела. А сказать, на что сейчас готов ради жены Шахрияр, не могла. Хотя и пыталась припомнить хоть один, самый крошечный подвиг, совершенный халифом во имя Шахразады. Пыталась и не могла. Это она, дочь визиря, сражалась со злом, она готова была взойти на плаху… Она изобретала и вспоминала удивительные сказки, которые не в переносном, а в самом прямом смысле слова преобразили душу принца. И преображение это было поистине более чем полным – ибо Зло потеряло власть над принцем…
Но что сделал сей принц ради своей спасительницы?… Нет, Герсими не знала ответа на этот вопрос. И уж тем более не знала, на что он готов ради жены сейчас, спустя пять сладких и спокойных лет.
– Знаешь, моя хорошая, – продолжала Шахразада, – мне отчего-то кажется, что мои странствия по мирам закончатся только тогда, когда я увижу, что никто из самых пылких влюбленных не может толком ничего сделать ради своей прекрасной дамы… Словно некая невидимая сила отправила меня в этот бесконечный поход, дабы я убедилась, что все они, глупцы и мудрецы, старики и юноши, гиганты и карлики, скроены по одной мерке… Что сильны лишь на словах. Что дело всегда начинает и заканчивает женщина…
Герсими поразилась горячности Шахразады. Не может быть, чтобы душа ее «наставницы» была столь глубоко поражена болью и неверием!
– Сестричка…
– Герсими, ну вот ты, умница, дочь богини, валькирия-вдохновительница… Ты мне скажи, на что способны мужчины на самом-то деле? Не на словах, на деле?
– Сестренка, ты же сама когда-то вспоминала о Синдбаде, который прошел от полудня до полуночи ради собственной