Распутин. Выстрелы из прошлого. Александр Бушков
но есть мера на все и на тупость. Неужели ты не знал, что 15 000 мне мало? Неужели ты не видел, что я издерживал всегда более? Неужели ты не знал, что это происходит оттого, что я живу в трактире для того, что не в состоянии нарядиться на квартире?»
О чем речь? Да просто-напросто Чаадаев привык жить хорошо, а денег у него нету. Вот брат и должен занять где-нибудь для него тысяч десять-пятнадцать-двадцать (и отдавать, естественно, будет не Чаадаев, а брат). Брат, судя по всему, в толк не возьмет, почему он должен заниматься такими вещами – вот «мыслитель» его и честит тупицей…
Читать Чаадаева тяжело – сплошной «поток сознания» с постоянно ускользающим смыслом. То же самое, надо полагать, чувствовали те, кому он свои творения рассылал пачками. Потому и ответов не писал. Чтобы утешиться, Чаадаев строчил сам себе ответы от имени реально существовавших людей – якобы они с превеликим интересом творения Чаадаева прочли и до глубины души восхищены глубиной мысли и смелостью идей…
Я не шучу! Подобные письма сохранились и даже давным-давно опубликованы в академических изданиях…
Потом Чаадаева понесло, и он принялся с превеликим пылом хоронить Россию. Именно так. Напечатал статью, где было, в частности, такое: «Прошлое ее (России. – А. Б.) бесполезно, настоящее – тщетно, а будущего никакого нет». По Чаадаеву, «историческое ничтожество» «незаконнорожденной» России сомнению не подлежало, и не имела она никакого права на «нравственное бытие».
Это уж было чересчур. Пушкин, в юности смотревший на Чаадаева снизу вверх и часами слушавший его философствование, сейчас, в свои зрелые годы, резко выступил против подобных закидонов и буквально отхлестал «мыслителя» в своем знаменитом письме:
«Положа руку на сердце, не находите ли Вы и в нынешней России нечто, что поразит будущего историка? Неужели Вы думаете, что он поместит нас вне Европы? Я всем сердцем привязан к Государю, но все-таки я далеко не всем, что творится вокруг, восхищаюсь. Как писателю, мне бывает горько. Как человек, у которого есть свои предрассудки, я бываю задет – но, клянусь честью, ни за что на свете не хотел бы я переменить родину, отказаться от истории наших предков, от такой, какую нам Бог послал…»
Николай I (должно быть, решив не создавать без особой нужды «мучеников»), поступил проще и гуманнее – объявил Чаадаева сумасшедшим и отдал под надзор полицейских врачей. Осилив пухлый том чаадаевского словоблудия, я с императором согласен целиком и полностью…
И еще одно любопытное свидетельство из времен уже Крымской войны, касающееся историка Пекарского (еще не ставшего в те годы академиком).
«Когда в Петербурге сделалось известно, что нас разбили под Черной (неудачное для русских войск сражение на Черной речке в Крыму. – А. Б.), я встретил Пекарского. Тогда он еще не был академиком. Пекарский шел, опустив голову, выглядывая исподлобья и с подавленным и плохо скрытым довольством. Вообще он имел вид заговорщика, уверенного в успехе, но в глазах его светилась худо скрытая