Нопэрапон, или По образу и подобию. Генри Лайон Олди
столикам, заглянула в какие-то бумажки и вернулась обратно.
Отмашка, команда тонет в хохоте – и бойцы сошлись.
Зульфия Разимовна не понимала ничего раньше; не поняла и теперь. Ей показалось, что бородач еще на подходе сунул перед собой кулаком, но рука гиганта вдруг повисла мокрой тряпкой, а лысенький «кандидат» не успел остановиться и с разбегу ткнулся в татуированную грудь. Подбежала «тройка», но было поздно: бородач навзничь лежал на полу, а «кандидат» бессмысленно топтался над противником, даже не пытаясь ничего делать.
Врач встала и начала пробираться к выходу, слыша, как затихает хохот за ее спиной.
У самых дверей ее толкнули.
– Извините, – со странной озлобленностью буркнул дядька в белом халате, один из двоих, что тащили носилки; и процессия свернула в служебный проход, едва не сбив с ног причитавшую шепотом уборщицу.
Прежде чем они скрылись в темноте, Зульфия Разимовна успела увидеть: у человека на носилках нет лица. Гладкий лиловый пузырь, больше всего похожий на волдырь после ожога, обрамленный нелепой бородой. Нет, померещилось: конечно, у бородача было лицо, обычное человеческое лицо – просто цветная метель прожекторов и дежурная лампочка над боковой дверью, мимолетно скрестив лучи на пострадавшем бойце, зло подшутили над доктором Ивановой.
Очень зло.
Назавтра, в утренней газете, она прочитала заявление своего приятеля, заведующего нейрохирургическим отделением.
«Его убили прямо на татами, а в больницу привезли уже умирать. У пострадавшего наступила кома 3-й степени. Компьютерная томография показала, что произошло кровоизлияние в ствол головного мозга, массивное кровоизлияние в субарахноидальное пространство и отек белого вещества. Еще там, в зале, оперативное вмешательство было бесполезным. Он был обречен».
И тогда Зульфия Разимовна позвонила Лене.
Дмитрий
– Понимаете, все-таки в этом есть и моя вина. – Госпожа Иванова нервно комкает в пальцах белоснежный платок с вышивкой по краю. – Я должна была настоять, чтобы его не допустили к турниру! Но… я ведь опасалась за него самого – а не за того, с кем ему придется драться! И теперь, если начнется разбирательство… меня могут обвинить в недобросовестности, что я пропустила… Вот я и позвонила Лене. Он говорил, что раньше и сам был судьей, а ваш соавтор…
– Зульфия Разимовна, успокойтесь. – Ленчик осторожно трогает хозяйку за локоть, и та послушно умолкает. – Вашей вины в гибели американца нет. Мы, конечно, проконсультируемся с Олегом Семеновичем, – при посторонних Ленчик всегда называет Олега на «вы» и по имени-отчеству, – но любой специалист подтвердит вам…
– Совершенно верно, Зульфия Разимовна, – спешу я прийти на помощь Ленчику. – Давайте рассуждать спокойно. Подписку этот лысый давал? Давал. И американец наверняка давал. Так?
– Так, – кивает Иванова.
– Значит, претензий к вам со стороны его клуба или родственников быть не может. Так?
– Так… –