Орли, сын Орлика. Тимур Литовченко
памяти все это…
Это!
Это!..
Насилу Григорий пришел в себя. В самом деле, не стоять же на заднем дворе давно опустевшего дома – так и замерзнуть недолго: декабрь все ж таки!
Да, декабрь.
Письмо же написано по крайней мере месяц назад.
Значит, Семена Пивторака уже ни за что не догнать, Софийку не вернуть…
Остается одно-единственное: ехать домой и передать рождественские королевские подарочки матушке, братьям и сестрам. Это – его семья, когда отец отсутствует по делам, он здесь старший, а значит и на нем вся ответственность и забота… Пусть же будет, как есть!
Решительным шагом Григорий вернулся к экипажу, разбудил кучера, который, съежившись от лютого холода, дремал на передке, и приказал наконец-то отвезти его домой. По дороге надежно спрятал письма в кожаный мешочек, а его повесил под рубашку на грудь рядом с малюсеньким деревянным крестиком, растер лицо, попробовал растянуть губы в искренней улыбке. Когда понял, что на искреннюю улыбка ну никак не похожа – снова и снова растирал лицо и растягивал губы, пока не удовлетворился результатом.
Дома юношу встретили очень тепло и на удивление радостно. Когда же услышали о назначенном Карлом пенсионе – тогда матушка и все четыре сестры едва не задушили Григория в объятиях. Еще бы: это означало, что нищенское житье наконец-то кончится! Матушка авторитетно заметила, что непременно станет жертвовать десятую часть пенсиона на потребности всей казацкой общины – ведь не может такого быть, чтобы гетманской семье все, а другим ничего! Маленький Яшунька носился по дому и радостно улюлюкал. Лишь Михайлик повел себя рассудительно, сдержанно пожал Григорию руку и сказал совсем как взрослый:
– Поздравляю, брат! Ты молодец, я тобой горжусь.
И уже глубокой ночью, когда все улеглись спать, юноша остался в гостиной в одиночестве. Только тогда решился достать проклятое письмо. В последний раз перечитал написанное, бросил все до единой бумажки в раскаленный камин и подгреб кочергой из глубины добрую кучу углей.
Вдруг позади скрипнули половицы.
Оглянулся…
Это была матушка.
– Григорий, ты знаешь… – Ганна замолчала, не отваживаясь продолжить.
– Знаю, – утомленно буркнул он в ответ.
– Что именно?
– Что Семен Пивторак месяц назад убрался отсюда в Московию. И что всю семью забрал с собой.
Григорий перевел взгляд на камин: присыпанные жаром, там пылали исписанные обидными словами листы. Вот и замечательно…
– Откуда тебе известно?..
Однако Ганна уже приблизилась вплотную к сыну и увидела через его плечо дотлевающее письмо.
– Вон откуда, – Григорий брезгливо поморщился, ткнул кочергой перед собой – в камине вспыхнуло облачко пепла.
Вот и все, что осталось от обидного послания.
Вот и все…
Конечно – кроме кровоточащей раны в душе!
– Что там было, в письме том? – только и спросила мать.
– Это уж мое дело, матушка.
– Григорий,