Куда ты пропала, Бернадетт?. Мария Семпл
что дверь вдруг переставала открываться, потому что дом в этом месте «сел». Но Пломбир попался впервые.
Мы с мамой помчались домой. Я влетела наверх с криками: «Пломбир, Пломбир!» В спальне родителей есть несколько исповедален, которые они используют вместо шкафов. У них закругленные двери, сужающиеся кверху. За дверью лаял Пломбир – но не испуганным скулящим, а игривым лаем. Поверьте – этот пес над нами смеялся.
На полу везде валялись инструменты и даже несколько толстых палок, которые у нас всегда под рукой на случай, если придется закрывать крышу брезентом. Я потянула дверную ручку – без толку.
– Я все перепробовала, – сказала мама. – Коробка совершенно сгнила. Вон, посмотри – видишь, как косяк переклинило?
Я знаю, что до моего рождения мама занималась ремонтом домов, но таких слов я от нее никогда не слышала. И они мне не понравились.
– Я пыталась поднять коробку рычагом, но не хватило длины плеча, – сказала она.
– А если выбить?
– Дверь открывается наружу… – Мама задумалась, и тут ее осенило. – Ты права. Нам придется выбить ее изнутри. Давай заберемся в шкаф через окно.
А вот это уже звучало забавно.
Мы сбежали вниз, достали из сарая лестницу и по затопленному газону подтащили ее к стене дома. Мама подложила под лестницу несколько листов фанеры.
– Ну вот, – сказала она. – Ты держи. А я полезу.
– Это моя собака, – ответила я. – Ты держи лестницу.
– Нет, это слишком опасно.
Мама сняла шарф, обмотала им правую руку и стала подниматься. Забавно было смотреть на нее, карабкающуюся по заляпанной краской приставной лестнице в бельгийских туфлях и брюках капри. Она пробила витраж обмотанной рукой и открыла окно, а затем залезла внутрь. Прошла целая вечность.
– Мам! – позвала я. Она даже голову не высунула. Я так промокла и разозлилась, что мне стало все равно. Я поставила ногу на лестницу. Она совсем не шаталась. Я взобралась очень быстро, потому что, если бы мама увидела меня на середине пути и завопила, я могла бы потерять равновесие. Примерно через восемь секунд я, даже ни разу не поскользнувшись, уже лезла в окно.
Пломбир на меня никак не отреагировал. Ему гораздо интереснее было смотреть на маму, которая, как заправский каратист, била ногой в дверь. С каждым ударом она кричала: «Г-а-а-а!» Наконец дверь открылась.
– Хорошая работа, – сказала я.
Мама подскочила:
– Би!!!
Она была в бешенстве, а когда за окном раздался громкий треск, и вовсе рассвирепела. Это лестница упала на газон.
– Упс, – сказала я, крепко обняла Пломбира, уткнулась лицом в его вонючую шерсть и сидела так, пока не начала задыхаться. – Ты худшая собака на свете.
– Это тебе. По почте пришло. – Мама протянула мне письмо с печатью. Вместо обратного адреса стояла печать «Чота». – Поздравляю.
Мы с мамой решили поужинать с папой – вместе отметить мое поступление. Пока мы ехали по понтонному мосту над озером Вашингтон, у меня в голове мелькали виды «Чота». Там было так чисто