Первая командировка. Василий Ардаматский
тянула его за руку.
Он пошел за ней, испытывая какое-то странное чувство бессильной неловкости, мешавшее ему до конца понять происходящее.
Они перешли улицу и спустились в подвал пятиэтажного дома, где был магазин «Бакалея», в который Виталий все свое детство бегал за продуктами. Сейчас обе витрины магазина были забиты досками.
В бомбоубежище было полно народа, но никакой толкотни и паники. Кто-то позвал его мать:
– Елена Матвеевна, давайте сюда, на свое место!
Они прошли туда.
– Смотрите, никак Виталька объявился! И смотрите-ка, он уже военный!
Это были их соседи по другому подъезду, сестры Забельские, их звали «четырежды сестры» – обе они работали в больнице медсестрами.
Здесь уже был какой-то свой быт, свои места. Детишек укладывали спать на раскладушках. Двое мужчин, усевшись на ящики, расставляли шахматы. Многие, заняв места поближе к висячей лампочке, читали.
Одна из сестер Забельских спросила:
– Виталька, ты с фронта прибыл?
– Нет, – ответил он, и с этой минуты его охватила острая тревога, и все вокруг виделось ему уже иначе. Он вдруг подумал, что война уже здесь, а он на этом странном фронте посторонний и как бы ни к чему не причастный.
– Тебя что, только что призвали? – спрашивала его соседка, а он ей не отвечал, смотрел отрешенно в пространство.
– Заважничал наш Виталька! – смеялись «четырежды сестры». – Но ты нос больно не задирай, мы тоже в райвоенкомат подали заявления.
Виталий молчал, он просто не знал, что им сказать…
Тревога длилась недолго, и, когда раздался сигнал отбоя, Виталий подхватил маму под руку и заторопился к выходу.
Молча они вернулись домой. Мать стала поправлять его постель, но он остановил ее:
– Не надо, мама. Я буду работать.
Как видно, она понимала его состояние – молчала. Наладив светомаскировку окна, зажгла свет и спросила:
– Хочешь, я тебе чайку сделаю?
– Не надо, лучше ложись спать…
Он сел к столу и продолжил работу над отчетом, и это словно приближало к войне и к его, пока непонятному, месту на ней.
На другой день отчет был готов. Получилось больше двадцати густо исписанных страниц.
И только теперь он решил позвонить двум своим самым близким приятелям, сокурсникам по институту. Люсе он решил позвонить уже после того, как все выяснится с ним.
Ближайшая будка автомата возле аптеки, он столько раз звонил из нее, что помнил надписи, выцарапанные на ее обшарпанных стенках.
Первый звонок Семену Рубцову. Набирая номер, представил себе Сенькино круглое лицо, нос кнопочкой, улыбочка с тремя ямочками, третья – на подбородке.
К телефону подошла его мама, Евдокия Ивановна.
– Виталька? Ой, здравствуй, милый Виталька! – И сразу упавшим голосом: – А Сенюшка давно на фронте. Запиши его полевую почту… – Он только сделал вид, будто записал. – А с тобой что?
– Да ничего особенного… – И сделал невероятное – повесил трубку на рычаг. В автомате что-то металлически звякнуло