Машина времени. Рассказы. Герберт Уэллс
более не представлялась мне в таком розовом свете. Дело в том, что полная новизна окружающего, утомительное колебание и дрожание машины, а главное, ощущение непрерывного падения – все это незаметно действовало на мои нервы. Я говорил себе, что уже больше не смогу никогда остановиться, и вдруг, в порыве самопротиворечия, тотчас же решил это сделать. Как нетерпеливый глупец, я надавил рычаг, в то же мгновение Машина перевернулась, и я стремглав полетел в пространство.
В ушах у меня гудело, как от удара грома. С минуту я был почти оглушен. Потом с трудом сел и осмотрелся. Кругом меня со свистом падал белый град, а я сидел на мягком дерне перед опрокинутой Машиной. Все вокруг меня еще продолжало казаться серым. Скоро я почувствовал, что шум в ушах у меня прошел, и еще раз осмотрелся: я находился, по-видимому, в саду, на лужайке, окруженной рододендронами, и лиловые и пурпурные цветы падали вокруг меня на землю под ударами града. Отскакивающие от земли танцующие градины летели над моей Машиной, таяли и мокрым покровом стлались по земле. В одно мгновение я промок до костей.
«Нечего сказать, милое гостеприимство, – промолвил я, – так встретить человека, который промчался сквозь множество лет».
Подумав, что мокнуть дольше было бы глупо, я встал и осмотрелся. Сквозь дымку тумана за рододендронами я смутно различил колоссальную фигуру, высеченную, по-видимому, из какого-то белого камня. Ничего другого нельзя было рассмотреть.
Трудно передать мои ощущения. Когда град поредел, я яснее разглядел белую фигуру. Она была очень велика – огромный серебристый тополь доходил только до ее плеча. Ее сделали из белого мрамора, и походила она на крылатого Сфинкса. Но его крылья не прилегали к телу, а были распростерты. Казалось, будто он собирается взлететь. Пьедестал показался мне сделанным из бронзы и был густо покрыт медной зеленью. Лицо Сфинкса было как раз обращено ко мне, его неподвижные глаза, казалось, смотрели на меня, и по губам скользила тень улыбки. Он был сильно попорчен непогодами, словно изъеден болезнью. Я стоял и глядел на него, может быть, с полминуты, а может, и с полчаса. Казалось, что он то приближался, то отступал, смотря по тому, гуще или реже падал перед ним град. Наконец я на минуту отвел от него глаза и увидел, что завеса града прорвалась, небо почти прояснилось и скоро должно появиться солнце.
Я снова взглянул на белую фигуру Сфинкса и внезапно ощутил всю отчаянность своего путешествия. Что предстанет предо мною, когда совершенно исчезнет этот туман дождевой пыли? Разве с людьми не могла произойти за это время полная перемена? Что, если люди стали еще более жестокими? Что, если за это время они совершенно утратили свой человеческий облик и превратились во что-то нечеловеческое, неприятное и подавляюще сильное? А может быть, я увижу какое-нибудь дикое животное, еще более ужасное и отвратительное, чем первобытные ящеры, благодаря своему человекоподобию, – мерзкую тварь, которую следовало бы тотчас же уничтожить?
Я взглянул кругом и увидел