Рецепты еврейской мамы, 30 лет спустя. Инна Метельская-Шереметьева
и Борис Абрамович Беренштамы, семья одиноких пожилых, веселых и хлебосольных евреев, которые, если так можно сказать, стали мне третьими бабушкой и дедушкой.
В начале 70-х, как только разрешили выезд из СССР, Беренштамы уехали из Союза. Но уезжали они совсем не из-за принципиальных каких-то интересов или несогласия с курсом партии и правительства. Просто случилось так, что во время фестиваля молодежи и студентов 1957 года, проходившего в Москве, их единственный сын влюбился, а потом и женился на пламенной кубинской революционерке, родственнице самого Фиделя, да и уехал вместе с ней на Кубу. Однако революционная дружба двух стран не позволила ни Беренштамам ездить к сыну и внукам, ни им в Союз. Вот и рвались они хоть на историческую родину, хоть куда угодно, лишь бы увидеть и обнять своего любимого мальчика и его многочисленных потомков. Я и не помню сейчас, сколько детей у сына Беренштамов было на момент моего детства – то ли два, то ли четыре, а то ли и все шесть.
И вот теперь представьте, что должна была испытать я, уже взрослая и почти состоявшаяся в жизни и в профессии тетенька, когда узнала, что мои обожаемые «старички», слава Богу, живы, здоровы и даже, возможно, скоро приедут в гости?!
Конечно, я была на седьмом небе от счастья и сразу почувствовала себя той маленькой пятилетней девочкой, которая печатала рецепты на старенькой пишущей машинке дяди Бори и с удовольствием слушала нескончаемые истории из жизни незнакомого и непонятного мне тогда «народа Иудеи», не очень понимала, что такое «кашрут», но верила, что это правильно и вкусно, и до икотки объедалась вкусностями, приготовленными Анной Ароновной, ибо такого в нашем дворе больше никто не готовил!
– Мам, а кого мы едем встречать на вокзал? – Сережка с упоением осваивал свою новую приставку «сегамегадрайв два» и не собирался отвлекаться на каких-то там непонятных гостей.
– Не на вокзал, а в аэропорт! Я тебе много раз рассказывала, что это мои старинные друзья, еще из детства.
– Как ты старинные? Или постаринней будут, ну, как бабушка?
– Еще старше бабушки!
– Ох, ничего ж себе! А так бывает? Нет, ну бывает, конечно, я Антохину прабабушку видел, когда к нему в гости ходил. Но такие прабабушки самолетами не летают. Точно тебе говорю. Ты что-то путаешь, мам!
– Да я сама не представляю, как они дорогу перенесут. Им уже за восемьдесят, точно! – Я внимательно разглядывала себя в зеркало, одновременно завивая плойкой челку, и пыталась представить, как мы встретимся в зале прилета. Узнаю ли я Анну Ароновну и дядю Борю? Узнают ли они меня? Ведь из прелестной белокурой девочки с пушистыми косичками я успела вымахать во вполне себе велико-возрастную мадам ста семидесяти сантиметров роста, с короткой платиновой стрижкой «бобриком», а нежные платьица из бязи в моем гардеробе давно и прочно уступили место всепогодным джинсам и спортивным толстовкам.
В этот момент тренькнул Сережкин компьютер. Мой дитюся освоил какой-то там чат и вовсю чатился и с посторонними людьми,