Отпуск по ранению. Вячеслав Кондратьев
штудент, а пошел с фашистами…
– Их бин нихт фашист, – как-то устало перебил его немец.
– Это я уже слыхал. Ну ладно, отдохнули, и хватит, – поднялся Сашка. – Пошли.
Как ни старался Сашка вести немца так, чтоб не попадались убитые, нет-нет да натыкались они на них, и опять стыдно было Сашке, что незахороненные, словно сам в чем-то виноватый.
При подходе к Чернову, где штаб расположен, увидел Сашка на опушке свежую могилку – настоящую, закиданную лапником и даже с венком из еловых веток. Звезды фанерной, правда, не было (не успели, видно), но могилка как могилка, будто в мирное время. Приостановился Сашка. Кого же похоронили так? Ладно, дойдем, узнаем у ребят…
В деревне было пусто… И верно, расхаживать по ней днем не очень будешь. На пригорке она и прямо напротив Усова, что немцем занято, и просматривается оттуда куда хорошо. Каждый раз, приходя сюда то с донесением, то когда раненых помогал приносить, примечал Сашка, как уменьшалась и без того малая эта деревенька… Вот и сейчас увидел: не стало сарая, где они первую ночь укрывались, дома крайнего тоже нет, одни головешки, ну и воронок поприбавилось.
Всю дорогу, пока вел сюда немца, где-то на самом краешке души затаенная хоронилась у Сашки надежда: а вдруг его с немцем в штаб бригады отправят? Далеко это, за Волгой, туда-обратно целый день протопаешь, но могла быть у него тогда встреча, о которой мечтал и в глубине сердца держал все эти месяцы. Поэтому сейчас, подходя к штабу, где могло все решиться, Сашка забеспокоился. Хоть и не любил он ни у кого ничего просить, тут решил даже попроситься, как бы в награду за то, что немца полонил.
Изба, в которой штаб батальона находился, была пока целехонькая, только рядом две воронки здоровые – это, наверно, после бомбежки самолетной, что недавно была. На крыльце сидел боец с винтовкой, покуривал, греясь на солнышке. Увидев Сашку и немца, вскочил:
– Гляди, ребя, фриц!
Из дома выскочили несколько человек связистов, уставились.
– Это ты его? – спросил один.
– Ну я, – вроде неохотно, но с достоинством ответил Сашка. – Мне к начштаба. Тут он?
– Нет никого. Всех в штаб бригады вызвали.
– Куда же мне его? – кивнул Сашка на немца.
– Ждать придется… Или к комбату веди, он у себя. Только, понимаешь, больной он сейчас, не в себе… – сказал один. – Знаешь, где блиндаж его?
– Знаю.
– А может, не стоит капитана тревожить? – вступил другой. – Несчастье вышло: убило вчера Катеньку нашу. Переживает комбат…
– Значит, ее могилка на опушке? – спросил Сашка упавшим голосом. – Жалость-то какая…
– Ее. Когда хоронили, страшно на комбата глядеть было – все губы покусал, почернел весь.
Вспомнил Сашка, как на марше, когда они с ротным подтягивали отстающих в хвосте колонны, подъезжал комбат на белом жеребце, сам в белом полушубке, к штабным саням и ласково справлялся, не замерзла ли, сидевшую там сестренку из санроты… Катей ее вроде звали. Эх, жалко дивчину! Очень жалко. И зачем только берут их на войну? Неужели