Арена. Никки Каллен
синих джинсах – он летать не умеет, но очень хочет быть с девушкой, встал на самые цыпочки; и фотография какой-то группы. Типичный брит-поп: четыре мальчика в свитерах, глаза молодые и усталые, серые с синим, и лохмы; такие обыкновенные парни с улицы. Под каждым – автограф. Углы у плаката были потрепанные, и Кай подумал, что это, наверное, любимая с детства группа Джастин: она ездила на их концерт отчаянно далеко и теперь этот плакат всегда с ней…
– Это Travis, – сказала Джастин, – я их обожаю. Назову в их честь ребенка. Поставить чай?
Она переоделась в старые растянутые джинсы, темно-синие, на малиновых подтяжках, и в зеленый вязаный свитер; намотала волосы на мягкие плоские розовые бигуди. Свитер Кай помнил – она носила его в депрессию; он с длинными рукавами, широкий в талии; Джастин садилась в кресло, натягивала свитер на ноги и смотрела в окно, на тучи, на ночь, и лицо у нее было как луна, с тончайшими переливами настроения, мыслей, света, – можно смотреть, в свою очередь, на Джастин и улыбаться ее легкой улыбке, хмуриться ее нахмуренным бровям; и все это так тонко, как прикосновение пера… Кай кивнул; она поставила в коридорчике чай – на компактной двухконфорочной плите; чайник быстро закипел, загудел, как паровоз из песни Oasis; Джастин достала из шкафчика, обклеенного смешными вырезками из газет, журналов, составленными в случайные комиксы, две чашки; Люэс не проснулся даже на чайник, и Кай подумал, что парень, наверное, несколько суток без сна: прошел весь лес, весь город, а все-таки настоял на своем – спит на диване у любимой… Чашки Джастин Кай уже видел: она их купила в тот день, когда познакомила его с мамой Венеры; шершавое напыление цвета слоновой кости, черной тушью наскальные рисунки: человечки убивают мамонта – на одной чашке, кабана – на другой и танцуют победный танец; и еще потеки темно-коричневой эмали, будто шоколад выплеснулся кипящий; а заварку она налила из такого же, наскально-шоколадного чайника – с ручкой не сбоку, как у всех заварников, а сверху, как у ведра, из ивняка.
– Подарок Габриэлю ван Хельсингу, – сказал Кай; Джастин вздрогнула; будто хлопнула дверь, а человек думал, что один; обернулась на Кая, и он увидел, что она его боится, как дурного предсказания от гадалки.
– Откуда вы знаете Габриэля?
– Да не знаю я Габриэля, я просто знаю о нем.
– Откуда? Вы читаете мысли?
Кай удивился.
– Нет.
– У меня был знакомый, который читал мысли, странный мальчик-актер, очень красивый человек, такие настоящие, синие глаза, как в книжках пишут: сапфиры, фиалки в прозрачном ручье; он умер в прошлом году, – она налила кипяток, руки у нее дрожали, как у застенчивого, вынужденного вслух прочитать толпе заметку из газеты о повышении тарифов, – Оливер Рафаэль… однажды я сидела за столом у него в гостях и не знала, положил ли он мне сахара в чай, все думала, а он как крикнет из соседней комнаты: «да, положил, две ложки, как ты любишь!» – и засмеялась тихо; лицо же ее оставалось напряженным, словно вернулась домой с работы, а дома куча дел: погладить, вынести мусор, приготовить ужин, позвонить