Арена. Никки Каллен
думать, что сделал бы он, получив письмо, от которого захотелось уволить всех слуг. Да, попил бы чаю. Макс постучал еще раз. Бабушка открыла так резко, что облокотившийся на дверь Макс чуть не свалился внутрь, как с обрыва.
– Что?
– Чай.
– Не хочу. Ты иди, пей, и поешь заодно, вон какой худущий; в городе все говорят, что я тебя не кормлю, нечем, мол…
– Это ерунда.
– Я знаю. Но неужели я не могу побыть одна? Что за неуважение, Макс?
– Прости, бабушка.
Макс спустился к слугам, извинился и еще раз извинился за то, что приказ бабушки остается в силе. Люди уходили два-три дня. Замок был их жизнью, и им казалось, что вся их жизнь закончилась: что им делать в городке, не знающем силы очарования Средневековья, свечей и каминов, портретов на стене, о которых известно все: что и кого любил, сколько убил людей и скольких спас; словно самим спастись из замка Дракулы, а потом, оказывается, и рассказать больше из жизни нечего; и все время будешь мыслями возвращаться – какие там были коридоры, шторы тяжелые на окнах и узор на раме пыльного зеркала; а потом в замке настала тишина – на кухне, в саду, в маленьких комнатах; в больших она уже жила давно, материальная, в облике молодого человека с бледным, тонким, как шелк, лицом, светлыми волосами и то черными, то зелеными глазами – в зависимости от возраста луны. Макс согрел чаю, расставил все красиво на серебряном подносе: масло, сливки, клубничный джем, две чашки, графин с холодной водой – бабушка обычно разбавляла чай; сервиз Макс выбрал серебряный, английский, девятнадцатого века; старшая горничная отдала ему ключи от всех дверей, и Макс обнаружил комнату с посудой: только теперь он понял, как богаты были Дюраны де Моранжа и сколько лет их роду – по тысячам одних только ложек; нашел среди богемского стекла, веджвудского фарфора, чеканного золота бокал тринадцатого века, и словно током ударило от такой древней вещи. Макс отнес бокал в свою комнату, поставил его на стол, чтобы тот всегда был перед глазами. Бокал почти черный, Макс поскреб ногтем – да, серебро, очень простой сплав; и узор; Макс потом нашел в книгах в библиотеке, как чистить серебро, и бокал показал, что на нем: сражающийся с драконом святой Георгий с одной стороны, и казалось, что дракон на этой картинке побеждает, а с другой – герб Дюранов: меч на фоне полной луны, обвитый в нижней части увядшей розой – ее поместил на герб один из Дюранов де Моранжа, у которого умерла от родов молодая жена королевских кровей; род де Моранжа тогда чуть не прервался, но ребенок чудом остался жив, вырос и прожил сложную, страшную и прекрасную жизнь: Жан-Кристоф де Моранжа стал великим ученым, лекарем, провидцем, о нем упоминается во многих средневековых летописях и хрониках…
Бабушка опять открыла не сразу – Макс подумал: одевается, умывается, бабушка никогда никому не покажет, что плакала; так же, как и он; потом открыла – выглядела она прекрасно, в белом атласном пеньюаре, длинном, со шлейфом; Дюраны де Моранжа, словно вампиры, застревают в каком-то времени