Love Forever?. Светлана Лубенец
утро будет особым. Надо накраситься так мастерски, чтобы Шурик, во-первых, восхитился, во-вторых, не подумал, что все дело в косметике, которую если смыть, то и смотреть не на что будет. Кроме того, надо уложить волосы. Конечно, они у нее не такие пушистые и красивые, как у белокурой Аньки, но если их у корней смазать специальным гелем и приподнять щеткой, то они тоже лягут очень даже красиво. Жаль, что нельзя будет использовать фен. Он гудит, как самолет на взлете, а все будут еще спать. В общем, дел – полон рот.
Лена просыпалась несколько раз и с тревогой поглядывала на мобильник. На месте ли? Не скатился ли случайно на пол? Пару раз она проверяла, не разрядилась ли батарейка, еще пару – правильно ли она выставила время подъема. Совершенно измученная собственными переживаниями, она крепко заснула как раз тогда, когда телефону вздумалось ее будить. Третьякова даже не сразу поняла, что это за звуки раздаются, и выключить его пришлось Криске, которая очень недовольно пробурчала, что некоторые даже мобильник вырубить не в состоянии, и снова улеглась на диван, доставшийся ей по жребию.
Лена с трудом поднялась с кресла. После второй подряд полубессонной ночи у нее дико болела голова. Вместо того чтобы заниматься волосами и лицом, ей пришлось битых полчаса искать таблетки. В конце концов она нашла пачку анальгина у Ани в косметичке и с перекошенным от боли лицом отправилась на кухню. Из зеркала, висящего над раковиной, на нее глянула встрепанная несчастная девчонка с синими кругами под глазами. Разве такая понравится Шурику? Такая вообще никому и никогда не понравится!
Лена проглотила таблетку, посидела на табуретке минут пятнадцать, дожидаясь, пока боль хоть немного утихнет, и с отвращением посмотрела на разложенную по столу косметику. А ну ее! Если она, Лена, Шурику не нравится, так тут хоть под Линду Евангелисту накрасься – все равно не поможет.
Третьякова сгребла нарядные тюбики и коробочки в косметичку, снова подошла к зеркалу, расчесала волосы без всякого геля и завязала их на затылке в обыкновенный хвост. Пусть Лихачев полюбит ее такой, какая она есть, или… и вовсе не надо. Несчастной Лене очень хотелось заплакать, но она сдержалась, потому что нос, который при этом обязательно покраснеет, будет не лучшим дополнением к синим кругам под глазами.
Она как раз наливала в большой электрический самовар воду, когда в кухню вошел заспанный Шурик.
– Проснулась? Молодец! – похвалил ее Лихачев и сладко потянулся. – Я был уверен, что ты проспишь.
– Почему? – обиженно сверкнула глазами Лена.
– Ну… ты же всегда опаздываешь. Думал, что пока ты намажешься, причешешься и… всякое такое прочее… я уже успею все приготовить.
Шурик зачем-то выглянул в окно, и Третьякова быстренько сунула косметичку в синюю миску, стоящую наверху полки с посудой.
– Я редко крашусь, – самым честным голосом сказала она. – Я считаю, что девушкам не надо сильно краситься… Это только потом, в старости… чтобы скрыть морщины… или когда губы выцветут… Как ты считаешь?
Шурик повернулся к ней.
– Скажешь,