Труп-невидимка. Далия Трускиновская
в
Глава первая
Я почувствовала опасность, но не успела поднять голову. Что-то страшное, тяжелое слетело с темнеющих небес, плюхнулось передо мной, и я увидела глядящие на меня снизу вверх огромные горящие глаза, увидела оскаленную пасть, толстые белые клыки, и уже каким-то краем подсознания уловила, что это чудовище покрыто крупной зеленой чешуей, толстой и совершенно непробиваемой. Оно должно было зарычать, или завизжать, или поразить меня инфразвуком, но оно лишь плотоядно смотрело, и тут длинный лиловый язык, свисающий из пасти, качнулся и обвел ее края точным злобным движением…
Не в силах разогнуться, я откачнулась от чудовища и села на мокрый асфальт.
С самого раннего детства мне снится один и тот же кошмар. Стою на длинной, тесно застроенной домами улице. Мимо, торопясь, пробегают прохожие. И никто, решительно никто, на меня не смотрит! Вдруг один оборачивается – и я с ужасом вижу, что у него вместо лица – клыкастая морда, вместо бороды – мелкая и колючая чешуя стального цвета. В страхе я принимаюсь хватать других людей за руки, незнакомцы покорно тормозят, проезжая по асфальту длинными и не способными втягиваться когтями задних лап, и они все – как близнецы, с широкими лягушачьими ртами, острыми клыками и чешуйчатыми бородами. Бритых, кажется, не было ни одного.
Проснувшись, я первым делом хваталась за бумагу и карандаш. То есть, в раннем детстве это был цветной карандаш, потом появилась авторучка, потом с годами прибавились фломастеры, а вот теперь на случай кошмара рядом со мной всегда лежит раскрытый ноутбук. И тогда я принималась отчаянно рисовать, теперь же – писать, писать, писать, и всякий раз я, проснувшись в холодном поту, пишу, пишу, пишу, пока не успокоюсь. Иногда получается довольно много.
Я уже давно собираюсь сходить к психотерапевту и попытаться узнать, какие монстры в моей душе вызывают сей кошмар. Останавливает только воспоминание про одну мою подругу, которая отвела сына лечиться от энуреза. Дольше с этим тянуть было нельзя – парень уже вовсю страдал от несчастной любви, огрызался, отказывался от совместных с родителями выходов в кукольный театр и в зоопарк. Я всегда считала, что в зоопарк детей следует водить за ручку, пока они еще школьного возраста, а студент четвертого курса вполне может с этим справиться сам. Подруга нашла через знакомых именитого психоаналитика – звали его, кажется, Михаил Раймондюкас. Психоаналитик занимался с ребенком целый год, получил кучу денег и достиг, надо сказать, положительного эффекта. Петька продолжает мочиться в кровать по ночам, но теперь он этого не стесняется. Раймондюкас объяснил ему, что этой привычкой следует гордиться.
По счастью, ужасающий сон навещает меня всего два раза в месяц, Но я никогда не могла предположить, что увижу наяву страшное чудище с горящими глазами и торчащей чешуей. А как хорошо начинался день!
У моего свекра, Альфонса Альфонсовича, постоянно занятого просмотром всяких загадочных видеокассет человека, образовалось свободное время, и он согласился, чтобы я наконец отвезла его к окулисту – поменять очки. В последнее время я подозревала, что свои кассеты он смотрит исключительно наощупь. И даже забывает иногда включить видак. Причем свекор милостиво сел не в свой джип, а влез в мой «Вольво», с непривычки треснувшись лбом о косяк, после чего всю дорогу терпеливо молчал, ни разу не покритиковав мою манеру вести автомобиль.
И вообще он сегодня с утра вел себя крайне приветливо – спустившись в лифте и перепутав дверь столовой с дверью холла, он не разразился во дворе комментариями и не швырял в окно шлепанцем, чтобы его впустили, а кротко отирался на крыльце, пока мы не заметили его отсутствия. А ведь погода была прескверная – тот период, когда для осени уже слишком холодно, а для зимы еще слишком слякотно.
За столом, когда моя младшая свекровь Нинель Аристарховна, от третьего мужа Валерия Куропаткина, у которой периоды бесчеловечной диеты перемежались периодами щенячьего обжорства, слопала за завтраком шесть пирожков, половину кулебяки с бараниной, тарелку обязательной овсянки, йогурт, запила это кружкой портера и уехала к себе на четвертый этаж с коробкой мороженого в руках, добрый свекор не стал язвить, как всегда, поминая всуе грузоподъемность нашего пассажирского лифта, а только вздохнул. Когда мы убедились, что на сей раз лифт все же сработал и кабинка не застряла, он весьма ласково спросил:
– Яшенька, может, мы переведем Нинелечку в другое крыло особняка? Тогда ей будет удобнее пользоваться грузовым лифтом.
Яшей меня зовут не потому, что в младенчестве родители по странной ошибке окрестили меня Яковом. Просто мать во время беременности взахлеб читала детективы пани Иоанны Хмелевской. Естественно, она уговорила папу назвать меня Иоанной. Имя, возможно, стало роковым – до сих пор надо мной витает тень прославленной польской пани. А когда его стали сокращать применительно к розовощекой крошке, которую просто нелепо звать Иоанной, то и образовалась Яша.
Вообще свекор, когда с ним не случается склероза, бывает даже остроумен. Но каждый раз, когда он изрекает что-то этакое, приходится ломать голову: остроумие или все-таки склероз?
Сегодня за завтраком, когда моя старшая