Последняя песня. Николас Спаркс
Помнишь, когда в квартире погас свет? Ты испугалась, а я нет!
– Помню.
Видимо, он удовлетворился ответом. Но вдруг снова притих, а когда заговорил снова, она едва расслышала:
– Ты скучаешь по ма?
Ронни получше укрыла его.
– Да.
– Я вроде как тоже. И мне не понравилось быть здесь одному.
– Па был в соседней комнате, – напомнила она.
– Знаю. Но все равно рад, что ты вернулась.
– Я тоже.
Он улыбнулся, но тут же вновь помрачнел.
– Как по-твоему, с ма все в порядке?
– Конечно, – заверила она. – Но я точно знаю, что и она по тебе скучает.
Утром Ронни разбудило солнце, заглядывающее в окна. Она не сразу поняла, где находится. Посмотрела на часы и не поверила глазам.
Восемь утра?
Она плюхнулась обратно в постель и уставилась в потолок, прекрасно понимая, что о сне не может быть речи. При таком ярком солнце? Да и отец уже барабанит на пианино в гостиной.
Тут она вспомнила прошлый вечер, и гнев на отца разгорелся с новой силой.
Добро пожаловать в очередной день в раю!
За окном слышался отдаленный рев моторов. Ронни встала, раздвинула занавески и тут же испуганно отскочила при виде енота, сидевшего на рваном мешке с мусором. Енот уже успел разбросать мусор по всему двору, но выглядел таким симпатичным, что она постучала пальцами по стеклу, стараясь привлечь его внимание. И только сейчас заметила на окне решетки.
Решетки на окне. Как в тюрьме.
Стиснув зубы, она развернулась и промаршировала в гостиную. Джона смотрел мультики и ел хлопья из миски. Отец мельком взглянул на нее и продолжил играть.
Она подбоченилась, ожидая, пока он остановится. Он не остановился. Она заметила, что фотография, хоть и лишилась стекла, по-прежнему стоит на пианино.
– Ты не можешь держать меня взаперти все лето! Не будет этого! – выпалила она.
Отец, продолжая играть, поднял глаза:
– О чем ты?
– Ты поставил решетки на окно. Я что, заключенная?
– Говорил я, что у нее крыша едет, – прокомментировал Джона, не отводя взгляда от телевизора.
Стив покачал головой. Пальцы по-прежнему бегали по клавишам.
– Я ничего не ставил. Они уже были в доме.
– Не верю!
– Были. Чтобы произведения искусства не украли, – подтвердил Джона.
– Я не с тобой говорю! – огрызнулась она. – Давай начистоту: этим летом ты не посмеешь обращаться со мной как с ребенком! Мне уже восемнадцать.
– Восемнадцать тебе исполнится только двадцатого августа, – напомнил Джона.
– Не будешь ли так любезен не лезть в чужие дела? Это касается только меня и отца.
– Но тебе еще нет восемнадцати, – нахмурился Джона.
– Суть не в этом.
– Я думал, ты забыла.
– Не забыла! Не настолько я глупа.
– Но ты сказала…
– Может, заткнешься хоть на секунду? – прошипела она, не сумев скрыть раздражение.
Отец продолжал сосредоточенно играть.
– То,