Рус. Защитник и освободитель. Вадим Крабов
чувствовала, что проигрывает, и ей все больше и больше хотелось такого «поражения», но она упрямо пыталась не сдаваться:
– Ну, Русчик, ну признайся, ты был настоящим царем… правда? Я наблюдала за тобой… – Связная речь давалась все труднее, и она предприняла последнюю попытку: – Рус, негодяй! Признавайся, а то…
Угроза так и осталась невыясненной – их уста слились. Но «негодяй» все же хрипло произнес между поцелуями:
– Я расскажу, обязательно расскажу… потом… придет время, и ты узнаешь все… верь мне, Солнышко!
В принципе скрывать свое истинное происхождение от самых близких уже не имело особого смысла, но и рассказывать… это же объясняться, отвечать на вопросы, доказывать… Некогда, есть дела поважнее. Этруск так этруск!
Во избежание испуга читательской аудитории дальнейшее описывать не стоит. И так бедным служанкам, юным дочерям благородных, но безземельных князей пришлось нелегко.
Услышав ритмичные звуки, сначала только одна заглянула в незапертую дверь («Вдруг таким необычным способом они требуют убрать столик и помочь одеться?» – оправдывала себя хоть и невинная, но сведущая в любовных делах девица). Тихо ахнула, покраснела и вернулась в коридор.
– Девочки, там такое! Лучше не смотреть! – настоятельно порекомендовала подругам и отошла в сторону, освободив доступ к приоткрытой двери. Обе следующие служанки прислушались к совету и, конечно, лично убедились в правоте подруги. Ужас! От страха тоже покраснели и почему-то глупо захихикали.
Уходили Рус с Гелинией из «совещательной комнаты». «Пасынок Френома» дал ценные указания, предупредил, что месяца через два-три вернется, явится в алтарный зал Главного Фрегорского храма. Надо поддерживать реноме, Фридлант не одобрил его нынешнее нежелание показаться народу. Рус бы показался, но торопился – скоро очередная заброска в пятно, а надо заглянуть в одно интересное его место.
– Так и не скажешь, куда идете? – поинтересовался Эрлан.
– Увы, не могу, – с сожалением сказал «пасынок», обращаясь к Фридланту с Вавилианом. Горелика на проводы не пригласили.
Рус не выдержал и сердечно обнял каждого, а Эрлану прошептал:
– К океану иду, в Кушинар. Для Гелинии это сюрприз.
– Там еще неспокойно. – Царь счел своим долгом предупредить и досадливо подумал: «Мог бы депеши захватить». И словно услышал ответ Руса: «Ага, может, тебе еще и ответ притащить? Может, вовсе гонцом устроиться?» Хотя бумаги для этрусского посланника в Тире взял. Причем по собственной инициативе: «Все равно с оказией, давай отвезу». Вот и пойми его. – Готовь бумагу о передаче Кушинара мне в вотчину, в вечную аренду. Не дело выделяться из остальных князей. – Добавил и, не дослушав ответа, отстранился.
Обхватил Гелинию, которая, улыбаясь, махала на прощание, и они провалились в желтый круг.
– Мы стали соратниками, – произнес вдруг старый, видавший виды Вавилиан спустя несколько молчаливых мгновений после ухода «пасынка Френома», – как в «Божественном Завещании». Только «товарищи»