Охота на маршала. Андрей Кокотюха
капитан мог хорошо рассмотреть его.
Разглядел.
И все равно до конца не поверил – слишком уж невероятным оказалось происходящее.
Потому что Гонта узнал противника еще до того, как тот опустил «шмайсер» и свободной рукой снял каску, открыв бритую голову.
Тому же, кто вывел из строя старшину Орешкина, даже не надо было разоблачаться – достаточно оказалось выкрика:
– Как дважды два, командир!
В «немцах» командир разведроты узнал своих взводных: лейтенанта Павла Соболя, до войны – учителя математики, и старшего лейтенанта Ивана Борщевского, который при каждом удобном случае брил наголо идеально круглый череп. Что выделяло его среди прочих, не позволяя спутать ни с кем.
Но легче капитану от этого не стало.
Нереальность и явный ужас происходящего обрушились на Гонту моментально.
Нет такого человека, который хотел бы погибнуть на войне. Но в этот миг капитан подумал: лучше бы на них напали настоящие немцы. Диверсанты или солдаты, выбирающиеся из окружения. И лучше бы он сейчас принял смерть – нелепую, как любой насильственный уход из жизни в полном расцвете сил.
Двое офицеров Красной Армии, переодевшись немцами, устроили засаду на «виллис» начальника особого отдела полка. И на глазах своего комроты убили капитана НКВД Вдовина.
Смертный приговор для вчерашнего школьного учителя и выпускника Оренбургского военного училища уже звучал в ушах Гонты. Прямо здесь, в лесной тиши. Хотя, конечно же, никто вокруг ничего не слышал. Вокруг вообще стояла слишком уж спокойная, какая-то убаюкивающая тишина.
Место для операции выбрано со знанием дела, выстрелов никто не услышит, но…
Черт возьми!
– С ума сбрендили!
Ничего другого в голову не пришло. Да и «сбрендили» в данной ситуации – явно не совсем точное и верное объяснение происходящего.
– Ага, двинулись мозгами, – охотно подтвердил Соболь. – Ты правда хотел, командир, чтобы эта пакость тебя в особый отдел фронта доставила? Хотя… Если что – все вопросы вон к товарищу лейтенанту. Это он ум наморщил. Мое дело – поддержать инициативу. И спасти своего командира.
Пока Павел объяснял, Борщевский подошел к «виллису», вытащил из-под сиденья портфель особиста.
Открыл, быстро перебрал бумаги.
Сейчас он вел себя точно так же, как если бы группа перехватила немецкую машину. Шерстя трофейные документы, оценивая важность добычи. По-прежнему не находя слов, так и не поняв, какие нужны – благодарности, отчаяния или порицания, Гонта глянул в сторону овражка, где лежал без движения Орешкин. Перехватив взгляд командира, Соболь поднял руки, выставил перед собой, словно собираясь сдаться.
– За кого ты нас держишь, командир? Сержанта отключили по науке. Главное в нашем деле – чтобы он успел перед этим фрицев срисовать. Засек, я так мыслю. Как по-немецки шпрехали, тоже слыхал.
Гонта даже не спрашивал, кто говорил: Соболь еще до войны, в институте, освоил язык вероятного противника довольно хорошо. Борщевский между тем разложил