Кыш, Двапортфеля и целая неделя. Юз Алешковский
красива.
– Сколько тех рыбок можно купить вместо картины? – спросил я.
– Пять. Как у тебя в школе дела с арифметикой? – неожиданно поинтересовался папа.
– Идут. Считаю палочки, – ответил я.
Потом мы смотрели на кроликов, и мне не надо было задирать голову, как на рыбьей толкучке.
Кролики лежали в корзинках, в картонных коробках и самодельных загонах из дощечек. Одни спали, другие хрустели морковкой и капустными листьями, а некоторые смотрели на меня, привстав на задние лапки, и, поводя длинными ушами, смешно топорщили губы.
Глаза у кроликов были большие, добрые, а главное, у всех разные: синие, чёрные, коричневые и светло-серые.
Я гладил кроликов, а папа беседовал с продавцами насчёт самой лучшей и выгодной породы.
– Ну, правда, здесь необычно? – то и дело весело спрашивал он, и я кивал головой.
5
Потом мы очутились на голубиной толкучке. Голубей там было гораздо больше, чем людей, и казалось, что это они разговаривают и торгуются, а голубятники тихо курлыкают.
Папа брал голубей в руки, расправлял им крылья, дул в пёрышки, осторожно тянул за клюв, потом приценялся и уводил меня за руку дальше.
А около клетки с двумя бело-сиреневыми голубями папа остановился, закрыв глаза, замычал от удовольствия и спросил у продавца:
– Дорогие?
Продавец что-то неохотно ответил, а голуби посмотрели на папу так, словно они были орлами.
Когда мы отошли в сторону, папа объяснил:
– Это – почтовые. Пара стоит больше, чем мой костюм. Да что костюм! Если их выпустить в Минске, они вернутся в Москву. Умницы!
Потом мы купили по паре пирожков с мясом и выпили кваса. Папа веселел прямо на глазах и ругал себя за то, что так давно здесь не был.
Около забора, где продавались белые цыплята и курицы, я увидел тётеньку, которая считала, что лучше мороженый окунь, чем красивая рыбка. Я толкнул папу, и мы подошли поближе.
Оказывается, тётенька хотела купить того самого петуха, кукарекнувшего на эскалаторе в метро. Она строго говорила хозяйке, что гребешок у него бледный, а в хвосте не хватает самых красивых перьев.
– А вы посидите цельный день в корзине и тоже небось побледнеете, – с обидой сказала хозяйка.
– Мне кажется, что в этом петухе течёт павлинья кровь, – сказал папа, погладив петуха по разноцветному перу, свесившемуся с края корзины. – Купим для домового зоосада?
Я кивнул, и тогда тётенька быстро отдала хозяйке петуха деньги.
Самого петуха со связанными ногами переложили в огромную, с десятком «молний» сумку. Он не вырывался. Только тихо и печально говорил: «Ко-ко-ку-ко», – и глаза его были полузакрыты.
– Простите, сколько рыбок можно было купить вместо петушка? – всё так же вежливо поинтересовался папа.
– Три! – радостно сказала тётенька и охотно добавила: – На даче в траве он будет ужасно красив.
– Не забудьте повесить на заборе дощечку: «Осторожно! Злой петух!» – посоветовал папа.
Очень довольная