Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна. Джо Аберкромби
в бордель, кто в игорный дом, кто в курильню. Голова у Трясучки от всего этого кружилась. Тошнота усиливалась. Казалось, его вообще тошнило не переставая. Давно, с самого Вестпорта.
Во тьме послышались быстрые, гулкие шаги, и Трясучка, схватившись за рукоять топора, спрятанного под курткой, прижался к стене. Из тумана возникли и снова скрылись в нем, промчавшись мимо, несколько мужчин и женщин, одна из которых придерживала на бегу шляпу на своих взбитых стогом волосах. Промелькнули искаженные пьяными, дьявольскими ухмылками лица и сгинули в ночи, лишь туман завился водоворотами вослед развевавшимся плащам.
– Ублюдки, – проворчал Трясучка, выпустив топор и отлепившись от склизкой стены. – Их счастье, что я никого не треснул.
– Привыкай. Это Сипани. Город пьяниц. Город полуночников.
Полуночников тут хватало, это верно. На каждом углу, у каждого моста ошивались сомнительного вида мужчины, провожая прохожих пристальными взглядами. В дверях караулили женщины, многие из которых, несмотря на холод, были едва одеты.
– Скел! – крикнула одна Трясучке. – Всего за скел – ночь всей твоей жизни! Ладно, десять медяков! Восемь!
– Собой торгуют, – буркнул он.
– Все собой торгуют, – донесся до него приглушенный голос Монцы. – Это…
– Да, да. Чертов Сипани.
Монца остановилась, и он чуть не налетел на нее. Она откинула капюшон и уставилась на узкую дверь в осыпающейся кирпичной стене.
– Пришли.
– Еще один дворец?
– В настоящих дворцах побываем позже. Пока же у нас работа. Сделай грозный вид.
– Как скажете, начальник. – Трясучка выпрямился, состроил самую мрачную мину. – Как скажете.
Она постучала, и вскоре дверь отворилась. На пороге встала женщина, высокая и худая, как паучиха. Прислонилась плечом к одной стороне дверного косяка, уперлась рукой в другую, загородив своим телом вход. Побарабанила по косяку пальцем с таким видом, словно и туман принадлежал ей, и ночь, и визитеры тоже. Трясучка поднес фонарь немного ближе. Высветил жесткое, хитрое лицо, усеянное веснушками, всепонимающую улыбку, короткие рыжие волосы, стоящие на голове торчком.
– Шайло Витари? – спросила Монца.
– А вы, стало быть, Меркатто.
– Она самая.
– Смерть вам к лицу. – Хозяйка, прищурясь, взглянула на Трясучку холодными глазами, в которых читалась готовность к жестокой шутке. – А кто ваш мужчина?
Ответил он сам:
– Зовут меня Кол Трясучка, и я – не ее.
– Вот как? – Хозяйка улыбнулась Монце. – Чей же, в таком случае?
– Свой собственный.
Она издала смешок. Язвительный. Хотя язвительным, казалось, было в ней все.
– Это Сипани, дружок. Здесь каждый кому-нибудь принадлежит. Северянин?
– Имеете что-то против?
– Сбросил меня один как-то с лестницы. С тех пор и недолюбливаю. Почему Трясучка?
Вопрос застал его