Нам, живущим. Реквием. Роберт Хайнлайн
стекло во всяком случае, а синтетическое пластиковое. Один из техников сказал, что его молекулы подобны очень длинным цепочкам.
– Разумно.
– Я в этом не понимаю. Но знаю, что, когда эту штуку цедят, она клейкая и похожа на белую патоку, а когда застывает – становится очень жесткой и твердой, как стекло, только, в отличие от стекла, совсем не хрупкой. Она не разбивается, и ее очень сложно прорезать или порвать.
– Что ж, в любом случае это замечательная идея. Знаешь, в мое время были патио и гостиные во дворах и бассейны в садах, но, как правило, наслаждаться ими не позволяла погода – было то слишком холодно, то слишком жарко, то слишком ветрено. А еще вечно эти насекомые – мухи, комары. В патио моей тетушки водились пчелы. Очень смущает, когда пытаешься позагорать, а пчелы ползают по тебе и жужжат у тебя над ухом.
– Перри, ты плохо переносишь пчелиные укусы?
– Нет. С пчелами я справляюсь. Они меня не жалят, но мою тетку доводили чуть ли не до безумия. Бедная женщина не получала никакого удовольствия от своего сада. Они ее жалили, и она раздувалась, как воздушный шарик, и у нее начинались проблемы с желудком. Грустно, ведь она так любила этот сад, но так мало получала от него удовольствия.
– Тогда почему она держала пчел?
– Она не держала. Их держал один ее сосед.
– Но ведь это не по обычаю… Забудь. Я спросила тебя о пчелиных укусах потому, что пчелы больше не жалят.
Перри хлопнул ладонью по лбу и изобразил притворную агонию:
– Хватит, женщина, хватит! Больше ни слова! Все. Остановись. И еще кое-что. Ответь мне на этот вопрос, чтобы я умер счастливым. У арбузов есть семечки?
– А что, раньше были?
Перри подшагнул к краю бассейна, принял позу оратора и продекламировал:
– Прощай, о скорбный мир. Папа склеивает ласты! Sic semper[7] семян.
Он зажал нос большим и указательным пальцем, зажмурился и спрыгнул в бассейн солдатиком. Он всплыл, отфыркиваясь, и обнаружил, что Диа на, истерически смеясь, утирает слезы.
– Перри! Ну ты и клоун! Прекрати!
– Поведай же мне, мрачная птица[8], а в ежевике все еще есть косточки? – торжественно спросил Перри.
Диана сдержала смех:
– В ежевике есть косточки, дуралей.
– Лишь это я хотел узнать.
Голова Перри исчезла, и он принялся убедительно изображать утопающего, издавая булькающие звуки. Диана нырнула в бассейн, догнала Перри на дне и принялась его энергично щекотать. Они всплыли вместе. Перри кашлял и фыркал:
– Ну ты и вредина, я из-за тебя чуть не задохнулся.
– Прости. – Она снова захихикала.
Несколько минут спустя Перри лежал на боку, обсыхая, и наблюдал за Дианой, оставшейся в бассейне. Она лежала на спине, над водой выступали лишь ее лицо и изгибы грудей. Волосы расплылись нимбом вокруг головы.
Теплое солнце прогрело тела молодых людей, навеяло вялость и умиротворение. Перри отщелкнул камешек в бассейн. Камешек плюхнулся в воду и брызнул Диане на лицо. Она повернулась на бок, двумя легкими
Такова участь
В оригинале «bird of mournful numbers» – птица печальных строф; возможно, отсылка к «Псалому жизни» Г. Лонгфелло. –